Оскар Мюриэл - Темные искусства

Я попытался закрыть глаза, как все остальные, но, едва сделав это, ощутил, как внутри меня растет необъяснимый, безрассудный страх. Было чувство, что по хребту моему ползет невидимая рука, костлявая и ледяная. Вот так, в полной тишине, мы и ждали. Что-то скрипело и потрескивало, как всегда бывает по ночам, когда погасишь свет.

В этом я себя и убеждал, но вдруг мне почудилось, что я слышу шепот.

И то была не Джоан. Эти шепотки звучали совсем иначе — вдалеке, но в то же время как будто у меня прямо под ухом. То были гортанные, свистящие голоса, бормотавшие неразличимые слова.

Внезапно Эдди встрепенулся, и я порадовался, что глаза у всех остальных были закрыты, поскольку я подскочил на месте.

— Подношение… — прошипел он, и от его слов мое сердце забилось чаще. Мальчик нахмурился. — Хочу… Подношение?

Макгрей сразу все понял.

Он достал маленький скальпель, в котором я узнал инструмент из морга. Мне хотелось спросить, «освятила» ли Катерина и этот клинок, но не успел я заговорить, как Макгрей уколол себя в большой палец и начал выдавливать капли крови в ближайшее пламя.

Свеча замерцала, кровь зашипела в огне, а испарения, клубясь, поднимались вверх. Сердце мое припустило вскачь, а глаза метались от завихрения к завихрению — я ждал, когда в воздухе возникнет искореженная длань, готовая схватить всех нас.

И этот холод — этот ужасающий холод — сомкнулся у меня вокруг глотки.

Мне стало тошно. Пламя свечей помутнело, и все вокруг них словно погружалось в темноту, как бывает, когда смотришь на что-то так пристально, что картинка начинает плыть. Для меня пламя превратилось в парящие шары света, танцующие во тьме — как факелы над безмолвными водами.

Грудь мою пронзила игла страха, в кончиках пальцев закололо — точно так же, как в ту ночь в нагорье. Ужас вернулся ко мне, но не так, как в ночных кошмарах, а с новой, удвоенной силой. Я почти чувствовал запах леса и горящих тел. Я снова оказался там. Только тяжесть камня у меня на груди и вцепившиеся в мои руки Эдди и Джоан напоминали, что я по-прежнему здесь.

Мне почудилось, будто посреди пламенеющих свечей возникает нечто, будто огни их движутся и обретают очертания того, что вскоре напомнило знакомый изгиб брови.

И глаза.

Я тряхнул головой, заставив себя возвратиться в настоящее. Это все твои фантазии, Иэн , сказал я себе.

Разумеется, все это меня пробрало; меня пробирало даже в темноте собственной спальни. Но все же я был здесь, в той самой комнате, где по непостижимой причине умерло шесть человек, игравших в ту же самую игру.

И вдруг на миг передо мной мелькнуло лицо. Его лицо. Как в одном из моих прежних видений, но четче и яснее. Я словно смотрел дяде Морису прямо в глаза, находясь к нему куда ближе, чем когда-либо в жизни, — кожа его была серой и отливала серебром, зрачки светились изнутри. Я откинул голову назад и закрыл глаза, в груди у меня бухало сердце.

Уходи , думал я, чувствуя, как капля холодного пота сбегает по виску, я не хочу видеть тебя таким .

Когда по телу пошла дрожь, я задышал с усилием. И из уст моих вырвались слова: « Уходи и упокойся …»

— Она тонкая, — произнес кто-то в тот же самый миг.

Голос был гортанный, чужой. Я решил было, что он звучит у меня в голове, но тут ахнул Рид.

Произнес это Эдди, и тут же завыли псы.

Я снова открыл глаза, вернувшись в действительность, и увидел, что Макгрей склонился к мальчику.

— Поблагодари их за визит, — сказал он, но Эдди лишь кивнул.

— Она тонкая, — сказал он опять, так и не открыв глаза и едва шевеля губами.

— Кто тонкая? — спросил Макгрей. В глазах его отражалось мерцание свечей, лицо ожесточилось от напряжения.

— Тонкая, как бумага, — ответил Эдди.

Пламя дрогнуло, по всей видимости, от дыхания Рида, но Джоан от этого вскинулась. Псы завыли, словно волки на луну.

Макгрей закусил губу, кипя нетерпением.

— Что тонкое, как бумага? — снова спросил он, еле выдавив из себя спокойный тон.

Эдди склонил голову в одну сторону, в другую. Движение это естественным не выглядело — он скорее казался жуткой марионеткой, которую тянули за невидимые нити.

— Стена, — пробормотал он.

Затем он вывернул голову под странным углом, и в новом свете опять стал похож на деревянную куклу с выколотыми глазами.

— Стена в подземный мир.

Эта фраза как будто выпустила наружу смертельный холод, от которого мы все задрожали. Джоан тонко застонала, а затем снова стала молиться, все быстрее и быстрее. Псы пустились рысью вокруг нас, отрывисто гавкая и поскуливая.

— Тонкая, как бумага, — произнес Эдди снова, и резкий голос его смягчился. — Пройди.

По спине у меня пробежал неприятный холодок, и я услышал, как Рид заныл, а Ларри часто задышал. Я представил, как невидимая, неосязаемая сущность заполняет комнату и поглощает всех нас. Ледяная, как сама смерть. Единственным, кто сохранял присутствие духа, был старый Джордж.

Эдди начал задыхаться, и мне показалось, что изо рта у него исходит пар.

— Не бойся, — сказал он, и на лице его появилась лукавая улыбка. — Пройди.

Его затрясло. Сначала не сильно, но вскоре я почувствовал, как его дрожь отдается даже у меня в руке.

— Пройди! — настаивал он, и конечности его тряслись все сильнее.

— С ним все в порядке? — спросил я. Из-под его прикрытых век блестели белки глаз.

И, будто желая, чтобы я замолчал, Эдди стиснул мою ладонь с неожиданной силой, вонзив ногти мне в кожу, после чего его лицо исказилось, словно его раздирало от боли. Его ровный тон никак не отвечал этой гримасе.

— Пройди ! — прошипел он, и хребет его выгнулся вперед, как будто что-то пыталось вырваться у него из груди. Мне показалось, что я слышу треск его ребер, и тут Эдди начал задыхаться.

— Макгрей, пора заканчивать! — Но мой возглас, похоже, только все испортил, вызвав у мальчика безудержные судороги. Его голова сильно задергалась взад и вперед, и я испугался, что у него сейчас сломается шея. Псы лаяли как безумные.

— Разорвите круг! — тотчас велел Макгрей, и мы так и сделали.

Эдди все не отпускал мою руку, вцепившись в нее маленькими ноготками.

— Задуйте свечи! — крикнул Макгрей.

Джоан вскочила, но почти сразу же рухнула обратно в кресло, поскольку ноги ее не держали.

Эдди ударился головой об стол, оставив на скатерти алое пятно, и мы с Макгреем немедленно подняли его и вынесли наружу. Мальчик продолжал биться у нас в руках и оглушительно кричал.

Пока мы пытались его успокоить, краем глаза я заметил, как Джордж и Рид задувают и тушат свечи голыми руками. Несколько свечей опрокинулись, и скатерть ненадолго занялась огнем, который Ларри попытался затушить своей кепкой.

Мне показалось, что дым поднимается ввысь и собирается в форме сжимающихся пальцев, но тут Джордж прихлопнул последний огонек, и весь мир погрузился во тьму и безмолвие.