Анри Кок - Гостиница тринадцати повешенных

– Войдите! – прозвучало в ответ. – Не заперто!

Адвокат вошел.

Лежа на убогом ложе, Баскари играл с огромным рыжим котом, – как и Ришелье, Баскари обожал этих домашних животных.

– Ну и дела! – воскликнул он. – Малыш Фирмен! Какими ветрами?

И, любезно улыбнувшись, бретёр продолжал, водя рукой по спинке своего питомца:

– Я как раз пытался убедить Искорку в справедливости поговорки: «Кто спит, тот обедает». Но ведь не соглашается, негодник! Знай себе упорно мяукает, мол: «Голодное брюхо к учению глухо».

– Что ж, покажи ему вот это – может, тогда успокоится, – рассмеялся Фирмен Лапрад и бросил на кровать экю [25] В 1626 году золотое экю равнялось четырем ливрам шести су. .

– Каково! – вскричал Баскари. – Золото! На меня пролился денежный дождь!.. Ну, Искорка, похоже, нас ждет пирушка! Не плачь же, дружок! Получишь на обед отбивную или палку кровяной колбасы – выбор за тобой!

Фирмен Лапрад тем временем присел на непрочную табуретку.

– Хватит, Баскари, довольно! – промолвил он. – Поговоришь со своим котом в другой раз. А пока же сделай одолжение – оденься. Ты мне нужен.

– Сию минуту, мой друг.

В два счета, в два движения наемный убица вскочил на ноги. Надевая штаны, он спросил:

– Серьезное дело?

– Серьезней не бывает. Один человек, которого я ненавижу…

– Понятно. Мы ему объясним, этому господину, что бывает с теми, кто не нравится нашим друзья. Я с ним знаком?

– Нет. И должен тебя предупредить, что знакомство с ним может дорого тебе обойтись.

– Полноте! Так этот малый хитер?

– Настолько хитер, что с твоей стороны было бы крайне неблагоразумно нападать на него одному. Чтобы покончить с ним раз и навсегда, тебе не мешало бы обзавестись полутора десятками помощников… да покрепче.

Приводивший перед выщербленным зеркалом в порядок свою прическу Баскари повернулся к адвокату и, ухмыльнувшись, воскликнул:

– Полутора десятками помощников! Почему не целой армией? Мне что, предстоит сразиться с самим Гераклом?

– Если и не с Гераклом, то, по меньшей мере, с одним из его потомков. Я видел их со слугой в деле… и могу уверить тебя, что совладать с ними – задача не из легких.

– Так с этим типом будет еще и слуга? Гм!.. Это дело меня смущает вовсе не потому, что оно опасное. Напротив! Я обожаю опасность. Но…

– Но?

– То, что ты мне предлагаешь, Фирмен, несколько выходит за пределы моей компетенции. Какого черта!.. Шестнадцать против двоих… это уже не дуэль… это, говоря напрямик, обычное убийство, а убийства, по правде сказать, мне совсем не по вкусу. Ты ошибся дверью, мой дорогой. Тебе нужно было идти не ко мне, а в таверну «Спящий кот», что у моста Маршан. Забирай свой экю и отправляйся в «Спящий кот». В этом притоне ты найдешь сколько угодно бандитов, готовых за деньги удовлетворить любое твое желание, я же отказываюсь.

– Отказываешься, даже если я заплачу… в сто раз больше того, чем тебе обычно платят? Здесь тысяча ливров, которую ты сможешь сохранить при любых обстоятельствах, – плачу заранее, так как знаю, что тебе доверять можно… Ну, что скажешь на это?

Фирмен Лапрад вытащил из карманов пригоршни монет и высыпал на кровать. Словно догадавшись о невероятном количестве отбивных и палок кровяной колбасы, содержащихся в этой куче металла, Искорка, рыжий кот, резко выпрямился и, напрягшись, потер мордочку.

Баскари же при виде такого сокровища на несколько секунд утратил дар речи.

– И это все мне?! – воскликнул он наконец.

– Тебе. И каждый из тех, кого ты привлечешь для этой работы – а ты можешь нанять человек двадцать, так как, повторюсь, враг очень опасен, – получит еще по триста ливров… Четверть этой суммы – авансом.

– Триста ливров каждому! Тьфу, пропасть! Да ты, малыш, платишь по-королевски!

– Лишь потому, что хочу, чтобы и обслужили меня так же… Ну, так как? Все еще отказываешься?

Баскари по-прежнему колебался; последнее чувство чести боролось в нем со столь выгодной наживкой… с перспективой всевозможных удовольствий, которую обещало ему обладание разложенным на его кровати богатством.

Исход этой борьбы был ясен заранее. Там, где, возможно не устоял бы и лучший, мог ли устоять худший?

– Нет, уже не отказываюсь! – вскричал он, погрузив свои костистые руки в потоки золотых экю. – Я согласен. Тем хуже!

– Отлично, – проговорил Фирмен Лапрад. – А теперь присядь и выслушай мои указания.

Накануне того дня, когда король должен был уезжать в Фонтенбло, а его преосвященство – во Флери д'Аргуж, ранним утром, не имея – в силу занятости на службе – возможности лично отправиться в «Форсиль» для того, чтобы известить, как им и было обещано, мэтра Гонена о предстоящем проезде кардинала через Ферроль, Жуан де Сагрера направил к бывшему фокуснику нарочного.

В письме пажа говорилось следующее:

«Мой дорогой Гонен,

Завтра, в субботу, его преосвященство отправляется во Флери. Полагаю, вы еще успеете все подготовить для того, чтобы во время недолгого пребывания кардинала в вашем доме взору его было явлено восхитительное представление. Я бы и сам хотел поехать с его светлостью, хотя бы для того, чтобы поприветствовать мимоходом вас и обнять мою дорогую Бибиану, но кое-какие срочные дела вынуждают меня остаться в Париже до вечера воскресенья, вследствие чего я смогу присоединиться к его преосвященству в его замке лишь в понедельник и, как вы понимаете, не премину заскочить к вам, чтобы узнать, как все прошло, так что до скорого. Надеюсь, наша Бибиана чувствует себя уже лучше. Скажите ей – возможно, это скорее ее излечит, – что я очень ее люблю.

Ох уж эти странности человеческой души! Выписывая эти строки, Жуан радовался тому, что он может быть полезен мэтру Гонену…

Он уже запечатывал конверт, когда вдруг ощутил безотчетное сожаление оттого, что вообще написал это письмо, и прежде чем передать его курьеру, какое-то время колебался…

Дело все в том, что он вспомнил о разговоре, состоявшемся у него с Паскалем Симеони по выходе из гостиницы «Форсиль», и при воспоминании о подозрениях друга на сердце у него вдруг стало тревожно.

Но эти подозрения были безосновательными… да, безосновательными! Гонен не был, не мог быть сообщником презренных убийц!

Письмо ушло.

И не желая не то что лгать, но просто скрывать от друга сам факт отправки этого послания, Жуан, который обещал Паскалю сходить вместе с ним куда-нибудь пообедать, остался дома.

Случается, что не только самым извращенным умам, но и самой чистой совести приходится искать способы, кои могли бы помочь ей избежать нежелательных упреков.