Вячеслав Демченко - Четвертый бастион [litres]

Не стоит полагать, что в тогдашней России фотография или, как тогда говорили – светопись, а формально – дагерротипия, была заграничной диковиной. Уже год спустя после открытия светописи с восходом солнца перед достопримечательностями Петербурга расставляли свои незамысловатые аппараты первые фотографы и терпеливо ждали, пока солнечные лучи произведут магическое действие на пластинку накладного серебра.

Большей частью дагерротипные аппараты выписывали из Парижа, но уже в 1840 году их начал производить в России Алексей Греков, который не только изготавливал дагерротипные «снаряды», но и первым предложил сервисные услуги: «Желая вполне передать моим соотечественникам процесс светописи, я вновь прошу каждого купившего и желающего купить снаряд мой отнестись ко мне в случае каких-либо недоразумений: за удовольствие почту повторить для него действие снарядом…»

Кроме того, А. Ф. Греков усовершенствовал и сам процесс дагерротипии, сократив время выдержки на солнце до рекордных 2,5 мин., а в пасмурную погоду – до 4–5 мин.! Нашел способ получения прочного изображения не только на серебряных, но и на медных или латунных пластинках – он предложил серебрить их с помощью гальванопластики, недавно открытой русским электротехником Б. С. Якоби.

Вот цитата из петербургской газеты «Посредник» (1841, № 26): «В Парижской Академии наук было читано, что г. Греков, занимающийся в Москве резьбою, достиг способа делать неизгладимыми дагерротипные, или светописные, рисунки».

Опытами А. Грекова заинтересовался оказавшийся в Москве француз Дарбель. Однако иностранные, а за ними и отечественные историки фотографии приписали труды по усовершенствованию дагерротипии целиком зарубежным изобретателям и ученым. Тогда как имя Грекова было несправедливо забытым.

– O, my God, Альберт! Мы же с тобой страшно опаздываем! – вскочил Роджер из-за стола, так что бутылки со звоном покатились на пол, а офицер Бамбл, в силу готовности к опасностям, нередко подстерегавшим его в практике судебного пристава, ринулся с лавки с резвостью поросенка, подпаленного тавром:

– Опаздываем? Мы с тобой? – все же успел он правильно расставить акценты, хоть и оказался уже за буфетом, с рукой на рукоятке живодерского вида ножа с однозарядным пистолетом в той же рукояти.

Не самая дешевая игрушка из тех, что можно было купить в оружейных магазинах Сити, но если считать жизнь бесценной, то для бюджета «бегуна с Боу-стрит» она уже не раз окупилась.

– Ну да, – отмахнулся Роджер, как от само собой разумеющегося, и… – Да где же он, черт бы его? – продолжил он панические поиски своего походного саквояжа. В общем-то, уже заранее выставленного на край дощатого стола, прямо над головой Фэнтона, звеневшего под ним химической утварью.

– Ты же не хочешь пропустить событие, уникальное даже для здешней эпопеи? – он выглянул, наконец, из-под столешницы и наткнулся взглядом на искомый багаж. – Вот же он! Черт бы его…

– Вообще-то у меня тут свои дела, я говорил, – с сомнением проворчал мистер Бамбл, вынимая руку из-под куцых фалд сюртука. – Мне надо встретиться с мисс Мэри, чтобы составить более-менее вразумительный отчет ее батюшке. А убедить старика, что все пропало, будет непросто.

– То есть как пропало? – на мгновение переключился фотограф. – Ты же сказал, что нашел девчонку?

– Я нашел только шкатулку от драгоценностей, – загадочно произнес мистер Бамбл, но, впрочем, не заинтриговал мистера Фэнтона ни на секунду.

– Никуда твоя Мэри не денется, если только ее не выкрадут казаки, – отмахнулся тот, проверяя содержимое саквояжа. – Но это случится, если она вдруг каким-то чудом окажется среди ночи в траншеях, а я не могу себе представить, что ее может загнать на параллель. Туда и дежурные офицеры носа не кажут.

– Зато я могу, – вздохнул Альберт, – представить. Так что за событие ты мне сейчас рекламируешь?

– О! – воскликнул фотограф, наспех прилизывая рыжеватый с проседью начес на виски. – Это будет сенсация. Правда, в газеты она попадет – меня предупреждали – только после подписания мира, думаю, не раньше чем через месяц.

– И что же это за мина такая с задержкой на милю бикфордова шнура? – фыркнул офицер Бамбл.

Роджер навалился грудью на саквояж, глаза его плотоядно блеснули.

– В общем, мой коллега из французского лагеря Дюран-Бранже договорился, чтобы я сделал снимок в офицерском собрании при штаб-квартире французского главнокомандующего.

– Эка невидаль, – пожал плечами офицер Бамбл. – Частная вечеринка на фронте. Пара ядер, глядишь, дополнит натурный план. Что за эпохальность? Тебе-то это зачем?

– А затем, – жадно потер ладони королевский фотограф, – …что вечеринка будет закрытая. Даже Канробер и Пелисье хоть и в курсе о ней, но официально не приглашены. Спросишь, к чему такие политические пируэты? – хитро прищурился Роджер.

– Ничего не понимаю в балете, но, считай, спросил, – вяло поддакнул Альберт.

– Потому что среди приглашенных будут тайно присутствовать русские офицеры! – торжественно провозгласил Фэнтон.

– Что это, дипломатический раут? Офицеры русского штаба? Свиты императора? – несколько оживился мистер Бамбл: «Все-таки увидеть неприятеля воочию – будет о чем рассказать в Лондоне желторотым кадетам».

– Нет… – с досадой поморщился Роджер. – Не свитские. Не дипломаты вообще. Самые обыкновенные окопники. Бастионное мясо без каких-либо полномочий, кроме как умереть за царя в случае чего. Так что вечеринка, и впрямь, во всех смыслах – частная. И все-таки согласись, как говорят лягушатники – C’est charmante! [100] Это восхитительно ( фр. ).

Новость о том, что с молчаливого Bonne chance! [101] Удачи! ( фр. ) своего командования русские офицеры принимают приглашение, вдохновила капитана Шарле:

– Отлично! Я знал, что любознательность не может быть наказуема!

– Расскажите это кошке, – фыркнул Илья, но добавил вполне дружелюбно: – Тогда уговоримся по времени, и я пойду предупредить своих егерей, чтоб вас не подстрелили на ужин.

– А ваш приятель? – заглянул за погон на плече штабс-капитан Филипп, не увидев нигде Соколовского. – Он как, идет?

– Всенепременно… – рассеянно кивнул Илья, подкручивая завод брегета. – Такого он не пропустит. Боюсь, правда, что потом вам придется эмигрировать в Россию…

Однако, прежде чем к егерям, должным заступить ввечеру в караулы, Илья Ильич почему-то отправился к саперам.

– Взглянуть на карты, – объяснил он свое появление «обер-кроту» IV бастиона.

– Уж не на четвереньках ли ты собираешься возвращаться из гостей? – хохотнул Василий Александрович, собравшись было похлопать Илью по плечу, но, глянув на свои ладони, бурые от земли, взялся за ветошь. – Ты ихней зеленки [102] Абсент, судя по всему. стерегись, брат, редкого коварства пойло, – подмигнул он слезящимся глазом, красным то ли от недосыпа, то ли уже с непривычки к дневному свету.