Сигизмунд Миронин - Последнее дело Лаврентия Берии

Если судить по материалам дела, то получается, что будто бы толком ничего не было просчитано и вместо распродажи товаров произошла их порча и… убыток на 4 миллиарда рублей. И это в условиях страшного послевоенного промтоварного и продовольственного голода. Плюс ко всему выявилось растранжиривание значительных командировочных средств на поездку в Северную столицу руководителей со всей страны. Проще говоря, многие поехали просто «оторваться от дел» и гульнуть на широкую ногу… То есть даже в этом просматривалась коррупция. После ярмарки у многих ленинградских партийцев появились машины, богатое убранство дач, а многие купили свои частные дачи. Судя по докладам сексотов, у партийцев стали водиться деньги. Накопив огромные ценности, продавая через посредников в годы блокады хлеб и некоторые деликатесы, преступники выманивали у людей золото, картины и другие ценные вещи и предметы искусства.

При обысках в квартирах участников группы были найдены ценные вещи, оригиналы картин, ценные книги, комнаты были набиты антиквариатом. Абакумов подсчитал, сколько эшелонов с трофейным добром из ГДР, Чехии и Австрии шло в Ленинград. Часто станции были так забиты, что не хватало места и обычным грузовым поездам. Обыски поразили видавших виды следователей. «Трофейная болезнь в самой тяжелой форме», — заключил для себя Берия. Ею заболели не только ленинградцы, которые пережили блокаду, но и Вознесенский. Сколько тогда складов, на которых хранились нераспроданные после ярмарки товары, сгорело после ярмарки, сколько барахла было списано, и почти все потом появилось на рынках. Это выяснил Абакумов, но, поскольку огонь уничтожил следы воровства, было решено наказать группу за небольшие фальсификации партийных выборов, и тут появилась информация о шпионском следе. Откуда она взялась?

Трофейная болезнь быстро привела к расслоению верхушки. Узнав о масштабах распространения трофейной болезни, Сталин объявил жесточайшую борьбу ворам и их пособникам. Ленинградское дело положило начало борьбе с трофейной болезнью в верхах. Репрессии в связи с Ленинградским делом не ограничились Ленинградом, а прокатились по всему Союзу. Оказалось, что трофейная болезнь расползлась по всей стране. На черте до Иерусалима не долететь.

Наконец Берия запросил архивные материалы из Минобороны и стал их исследовать, картина вскрылась неприглядная. Слова Абакумова подтверждались. О запросе Берией архивных материалов за июнь 1941 года было немедленно доложено Булганину. Когда Булганин узнал, что Берия снова начал расследование событий вокруг 22 июня 1941 года, он понял, что нужно очень и очень поспешать в деле ликвидации своего врага.

Затем Берия приказал немедленно освободить С.Ф. Кузьмичева, ранее арестованного по делу врачей, восстановить его в генеральском звании и назначить начальником охраны членов Президиума ЦК. По делу о Главном управлении охраны выяснилось, что Кузьмичев ничего себе из казенных вещей не присвоил.

19 марта, 8 часов 3 минуты. Спецкомитет

Утром первым делом, как обычно, Берия поехал в Спецкомитет. Но мысль вращалась вокруг трофейки.

Он созвал сотрудников, участвующих в создании противовоздушной обороны вокруг Москвы;

— Сначала познакомимся с одним документом, — начал Берия, поднявшись с кресла. — Я его вам сейчас прочитаю: «Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что пуски зенитных ракет системы “Беркут” по реальным целям не могут быть начаты из-за того, что поставленные на полигон заводом № 92 антенны оказались некачественными. Завод отнесся к своей работе безответственно… а представитель КБ-1 самовольно разрешил отгрузку антенн с этими отступлениями. Просим Ваших указаний. Калмыков, Расплетин». Кто писал эту шифровку? — спросил Лаврентий Павлович.

— Мы, Лаврентий Павлович, — поднявшись по-военному, ответили Калмыков и Расплетин. — Мы вдвоем.

— Как это вдвоем? Кто держал ручку? — Точность и «сочность» этого вопроса Берии на корню отсекала возможность напускать туман, разводить турусы на колесах и устанавливала атмосферу конкретности.

— Текст обсуждали вдвоем, а в блокнот вписывал я своей авторучкой, — пояснил Калмыков.

— А теперь прочитаем еще один документ, — продолжал Берия. — «Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что антенны А-11 и А-12, изготовленные серийными заводами с отступлениями от технических условий, зафиксированными военной приемкой, согласно принятому нами решению отгружаются для монтажа на боевые объекты системы “Беркут”. Рябиков, Устинов, Калмыков, Щукин, Куксенко, Расплетин, Кисунько». Какому документу прикажете верить? — спросил Берия. — На полигоне антенны негодные, а для боевых объектов такие же антенны оказываются годными? Объясните мне этот парадокс, товарищ Рябиков.

— Лаврентий Павлович, по-видимому, товарищи Калмыков и Расплетин погорячились и, ни с кем не советуясь, поторопились с шифровкой. Мы посоветовались с главными конструкторами и считаем, что антенны годные, — ответил Рябиков.

— А может быть, они не погорячились, а на них в Москве надавили и заставили подписать этот, другой документ об отгрузке антенн на объекты? А оттуда куда будем отгружать? На свалку?..

После паузы Берия подытожил:

— Я убедился, что дело здесь не простое. Надо разобраться специальной комиссии. Рябиков, Устинов, Елян, Куксенко.

— И Щукин, — добавил Рябиков.

— Хорошо… Результаты работы комиссии доложить мне 26 марта, — после этого Берия быстро собрался и уехал.

19 марта, 17 часов. Лубянка

Берия прочитал дело Егорова и допросил одну из медсестер с Валдая. Из Кореи пришло новое сообщение, где говорилось, что при пересылке в Москву американского перебежчика его убили будто бы при попытке к бегству. «Это явная зачистка», — подумал Берия. Сообщили, что Иванов-Незнамов исчез. Тело его пока так и не найдено.

Далее ему предстоял разговор с Рюминым. «Кровавый карлик» Михаил Рюмин, отстраненный от работы в МГБ «за неспособность раскрыть дело врачей», был арестован 17 марта 1953 года. К моменту ареста Рюмин трудился в Министерстве госконтроля, будучи изгнан из МГБ. Подполковника Рюмина уволили из госбезопасности за превышение полномочий и издевательства. Также был арестован его бывший заместитель по следственной части В.Г. Цепков, участвовавший в подготовке не только дела врачей, но и грузино-мингрельского. На них теперь возлагалась вся ответственность за фабрикацию ложных обвинений.

Лаврентий Павлович вызвал секретаря и попросил его: «Подберите мне все дела Игнатьева и Рюмина за последние год-два, но так, чтобы об этом не узнал сам Игнатьев: не стоит пока бросать на него тень. Просто-напросто обычная товарищеская взаимная проверка…»