Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

…С отрочества я пристрастился к куклам. Совсем не так, как маленькие барышни, которые с легкомыслием детства беззаботно играют с ними.

Детство своё, вполне счастливое, несмотря на раннее сиротство, провёл я у тётушки в маленьком провинциальном городе. Тётушка эта дала мне не меньше заботы, чем получил бы я от покойных родителей. У неё, бездетной вдовы, был свой дом с палисадником, позади которого в поросшей камышом низине текла тихая речка. Берега речки были скользки и глинисты, и местные ремесленники собирали глину в вёдра для своих нехитрых промыслов. Подглядев за ними, я вскорости сам пристрастился лепить, но не горшки и плошки на гончарном круге, что для ребёнка моих лет скучно и сложно, а забавные игрушки и свистульки. Тётушка, поощряя мои начинания, обжигала фигурки в печке, а затем обучила меня их раскрашивать. Позже она стала потихоньку выставлять эти поделки в нашей лавке, где торговала посудой и прочим скарбом, и за совсем скромную плату свистульки охотно раскупали городские ребятишки. Я с радостью лепил лошадок, уточек и круглобоких барышень, и это было для меня тогда не большим, чем забавой.

Так продолжалось ровно до того, как тётушка моя отправилась на ярмарку в город Ярославль, а я напросился сопровождать её. Я к тому времени достаточно подрос и посещал гимназию, хотя занятия письмом и арифметикой меня совсем не увлекали…

Ехать на ярмарку меня подвигло любопытство, желание взглянуть на всякие «художества». И предоставив тетушке решать дела в компании приказчика, при первой возможности я улизнул в ремесленные ряды. Я брёл, протискиваясь между широкобёдрыми бабами в цветастых юбках, ворчливыми старухами в тёмных платках и степенными мужиками в суконных кафтанах, между прилавками с расписными подносами, с охапками цветастых шалей, с шумными гроздьями стеклянных бус, которые постукивали друг о друга яркими кругляшками… И так, уже порядком утомившись, я и дошёл до скромной лавки с деревянными куклами. Но это стоило всех моих предыдущих мучений.

То, что я увидел здесь, поразило и одновременно сразило меня. Подвешенные к перекладине или просто сидевшие позади прилавка куклы, вырезанные из светлого дерева, казались мне великолепными. Их гладкие лица, до блеска отшлифованные щёки, глубокие глаза, всё было вырезано с таким искусством и похожестью, что выглядело для меня непостижимым. Куда там неказистым глиняным свистулькам…

Но успокоившись и поднабравшись храбрости, я подошёл к сидельцам в лавке и начал их осторожно расспрашивать. И те охотно, ничуть не сердясь, объяснили, что резать удобнее из мягкой древесины, а всего лучше взять липовые брёвнышки… Показали любопытному парнишке, какие требуются для резьбы ножи. И совсем расположившись к парню, предложили даже и чуток попробовать на липовой чурке. Стоили деревянные куклы дорого, и подсчитав монеты, выделенные мне тётушкой, я приобрёл одну скромную куклу, в сарафане и в парике, с косицами из светлой пакли. Но и этого было достаточно.

Вернувшись в родной город, я обследовал старый сарай со столярным и плотницким инструментом, оставшийся после покойного мужа тетушки. Кое-как разобравшись, но больше промучившись, я направился в столярную мастерскую, где картель мастеров трудилась над резными наличниками, которыми в городе украшали окна всех мало-мальски зажиточных домов. Работы у артели всегда было достаточно. Здесь меня не прогнали, а вскоре и приспособили к делу, поскольку плату за работу я не требовал. Мне нужно было другое – науку. И по мере овладения навыками, я показывался в мастерской всё реже, но больше проводил время в старом дядином сарае. Там я и изготовил наконец свою первую деревянную куклу.

Это был пупс с руками и ногами, крепившимися к телу продетой медной проволокой, с безволосой, отшлифованной до блеска головой, покрытой лаком, с раскрашенными щёчками и глазами с аккуратно вырезанными в виде долек веками… За первой куклой появилась и вторая, уже посложней, в клееном паричке из пряжи и в платьице из выцветшей кружевной занавески, снятой с окошка чердачной мансарды… Увлечение куклами перешло у меня в настоящую страсть. И я не видел, даже и не представлял себе, что ещё могло увлечь меня сильнее. Так дожил я до семнадцати лет…

Архитектор Шарлемань Людвиг Иванович, вняв совету рассудительного брата, принялся за работу. Подрядчик, человек неглупый и опытный не задавал лишних вопросов, а все этапы строительства происходили под непосредственным контролем архитектора. Так, в короткие сроки в правом крыле здания соорудили стену и внутренние перегородки. А после просушки приступили и к внутренней отделке помещений…

…Теперь много времени я проводил в лавке с тётушкой, исполняя обязанности сидельца. Там находились мы и в тот памятный день, когда порог нашего скромного предприятия переступила Она. Её вёл за руку важный с виду, но видимо, весёлый нравом господин в мундире чиновника городской управы.

– Лизонька, – приговаривал он, – полноте дуться! Я ведь уже и повинился перед тобой! Я куплю тебе то, что захочешь!

Лизонька шла нехотя, опустив голову, демонстративно ни на что перед собой не глядя. Маленький, чуть вздёрнутый носик её покраснел, а в углу глаз, на длинных, тёмных подрагивающих ресничках блестели упрямые слезинки.

– Вот незадача, – обратился господин в мундире к тётушке, – случайно, по рассеянности наступил на её фарфорового пупса каблуком. Нянька вовремя с полу не подобрала, а я и не заметил. Так дочка в слёзы. Большая барышня, пора бы в куклы перестать играть, так нет!

Он покачал головой укоризненно, а затем скорчил гримасу, передразнивая:

– «Ах, моя бедная Долли, моя любимая Долли!» Чёрт знает что!

Лизонька меж тем возмущённо выпятила нижнюю губу, грозясь расплакаться. Господин примирительно принялся гладить её по кудрявой темноволосой головке, приговаривая:

– Ну я ведь повинился, я ведь пообещал тебе…

Лизоньке было на вид лет около десяти. Она казалась вовсе не похожей на босоногих девочек-подростков, что иногда пробегали по нашей окраинной улице. Нет, это была настоящая барышня. Да нет, не то, неправда – передо мной стояла маленькая принцесса. Блестящие, подхваченные лентой локоны вздрагивали на её плечах, вились по нежной розоватой шейке, когда капризница пыталась всхлипывать. На щёчках, почти совсем незагорелых, едва играл румянец, а руки в кружевных перчатках перебирали сборки нежно-голубого платья. Девочка намеренно не поднимала глаз, разыгрывая безучастие к происходящему, явно желая подольше помучить отца.

Я смотрел на Лизоньку не отрываясь, и упивался каждой минутой созерцания прелестного существа. А господин беспомощно разводил руками, явно взывая к содействию тётеньки.