Никита Филатов - Адвокат революции

Однако достаточно скоро собеседники все-таки затронули громкий процесс, который проходил сегодня в Московском военно-окружном суде.

— Неужели вообще возможно оправдание этих злодеев? — не на шутку обеспокоился гость.

— Нет, не думаю, — отрицательно покачал головой генерал Иллюстров. — Полагаю, что четверо из них точно будут осуждены.

— Кто же именно, позвольте полюбопытствовать?

— Студент Владимир Биланов, крестьянин Василий Куколев, фельдшер Павел Сумин и бельгийский подданный Александр Брюно, — почти сразу ответил генерал, сверившись с записями, лежащими перед ним на столе.

— А присяжный поверенный Жданов?

— Как это ни прискорбно, Анатолий Александрович, обвинение так и не сумело собрать против него достаточных доказательств.

— Разумеется, прокурор безотлагательно опротестует перед Главным военным судом оправдание Владимира Жданова, — посчитал возможным вмешаться в разговор подполковник Климович. — Однако сейчас предсказать исход будущего кассационного разбирательства вряд ли возможно…

— Но ведь, судари мои, это же… это же…

На старика Брянчанинова было жалко смотреть. Московский присяжный поверенный Жданов за последние несколько месяцев стал буквально бельмом на глазу черносотенцев — или «союзников», как тогда было принято называть в обиходе членов Союза русского народа. Именно Жданов выступал адвокатом по делу Пресненского вооруженного восстания, по так называемому делу фидлеровцев, по делу Минераловодской республики, по делу Московской социал-демократической лаборатории бомб, а в деле о покушении на адмирала Дубасова защищал эсерку Беневскую.

И вот теперь, когда, казалось бы, карающая десница правосудия должна была неминуемо и неотвратимо обрушиться на этого продажного злодея…

— Полагаю, вам следует знать, что господина присяжного поверенного мы взяли в активную разработку еще прошлым летом, после побега опаснейшего социалиста-революционера Бориса Савинкова. Вот, не изволите ли полюбоваться. — полицейский офицер протянул Брянчанинову не слишком свежий бумажный прямоугольник с напечатанным на нем типографическим текстом.

«В ночь на 16 июля, — прочитал Анатолий Александрович, — по постановлению Боевой организации партии социалистов-революционеров и при содействии вольноопределяющегося 57 Литовского полка В. М. Сулятицкого, освобожден из-под стражи содержавшийся на главной крепостной гауптвахте член партии социалистов-революционеров Борис Викторович Савинков. Севастополь, 16 июля 1906 года».

— Прокламации эти были распространены не только по всему Севастопольскому гарнизону, но и далеко за его пределами, — продолжил Климович. — По достоверным сообщениям секретной агентуры, господин Жданов намеренно затянул тогда судебный процесс, предоставив возможность пособникам и соучастникам Савинкова подкупить стражу и подготовить побег. Информация точная, но найти доказательства вины адвоката нам так и не удалось.

— Мы специально не захотели привлекать его к суду по статье Уголовного уложения от тысяча девятьсот третьего года, предусматривающей ответственность для участников сообщества, заведомо поставившего целью своей деятельности ниспровержение путем вооруженного народного восстания, существующего в России, основными законами установленного образа правления и замену его демократической республикой, — пояснил в свою очередь генерал-лейтенант Иллюстров. — Чтобы этот, с позволения сказать, юрист не снискал себе модные лавры политического заключенного. Непременно следовало предъявить ему обвинение как обычному соучастнику ограбления.

— Не получилось? — вздохнул Брянчанинов.

— Да, как сами изволите видеть.

Анатолий Александрович на короткое время задумался, а затем произнес:

— А возможно хотя бы лишить его права заниматься профессиональной защитой?

— Ну, для этого, сударь мой, как известно, необходимо решение общего собрания департаментов судебных палат.

Действительно, при наличии определенных оснований судебная палата могла принять решение о запрете присяжным и частным поверенным заниматься адвокатской практикой в течение определенного времени. В ряде случаев, когда присяжные или частные поверенные, а также их помощники допускали весьма серьезные нарушения законодательства, судебные палаты принимали даже решение об их исключении из числа присяжных или частных поверенных. При принятии таких решений палата извещала об этом старших председателей и прокуроров всех судебных палат, которые, в свою очередь, должны были донести запрет до председателей и прокуроров окружных судов своего судебного округа…

За чаем с маленькими рассыпчатыми пирожными разговор сам собой перешел на взаимные отношения между «революционерами» и чинами полиции.

— Вот, к примеру, так называемая Боевая террористическая группа, с которой поддерживал конспиративные связи присяжный поверенный Жданов, — заметил подполковник Климович. — До того как Московское охранное отделение произвело аресты, ее состав насчитывал примерно дюжину человек, из которых двое было «красных», трое, если так можно выразиться, — «розовых», а остальные — простое глупое пушечное мясо. Полицию они ненавидели как самых непримиримых врагов своих, стоящих на пути к великой цели. Партийные руководители их воспитывали соответственно, науськивали в этом, притравливали, как борзых щенят, — и они готовы были, кажется, не только руками, но и зубами вцепиться в горло первому встречному городовому.

— Право слово, Анатолий Александрович… — покачал головой председатель Московского военно-окружного суда. — А ведь господа радикальные демократы еще и клеймят нас в своих прокламациях и газетах за неоправданную жестокость и кровожадность репрессий, применяемых к революционерам! На самом же деле большинство из тех, кто за противозаконную деятельность оказался на скамье подсудимых, уходят отсюда живыми и невредимыми. Вот, к примеру, не далее как в сентябре наши судьи рассматривали дело тайной группы большевиков под руководством некоего товарища Крыленко. Доказательства проведения ими агитации среди военнослужащих имелись. Но военные судьи наши сочли их недостаточными и неполными. И семнадцать из пятидесяти четырех подсудимых, в том числе этот самый Крыленко, были оправданы «за недоказанностью обвинения».

— Или вот, социал-демократ Михаил Фрунзе, который разыскивался полицией по подозрению в покушении на убийство урядника конно-полицейской стражи, — напомнил Климович. — Причастность Фрунзе к этому преступлению была установлена еще тринадцатого марта, в ходе допроса потерпевшего по делу, которое рассматривалось судом в отношении его соучастника. После чего уголовное дело было возвращено судебным следователям на доработку, а через десять дней и сам Фрунзе был нами арестован. При дополнительном расследовании обоих преступников опознал еще один очевидец, крестьянин Быков. Однако, насколько нам стало известно, теперь политические друзья Фрунзе, оставшиеся на свободе, пытаются обеспечить ему ложное алиби. А боевики из военной организации большевиков так запугали свидетеля, что тот готов уже письменно отказаться от всех своих показаний…