Андрей Воробьев - Гадюка Баскервилей [litres]

Неплохо было бы получить и дополнительную информацию на некоего Бэримора, прислуживающего в Б.-холле. Мужик себе на уме: уверяет, что несколько поколений его предков тут жили и работали, а сам через болота пути якобы не знает – никогда не поверю – если уж Степлтон, появившийся в окрестностях недавно, с болотами разобрался, то этот еще со школьного возраста должен был в трясине втихаря от мамки курить и уроки прогуливать… Нет, ты прикинь: какой-нибудь ханыга начнет тебе впаривать, что не знает парадняка, в котором можно бутылку „льдинки“ раздавить!.. Лапша на уши, да и только!..

С кормежкой в Б.-х. фигово. Напоминает наши „Кресты“ [50] «Кресты» или ИЗ-45/1 – следственный изолятор в Петербурге. . Подают нечто цвета детской непосредственности. Генри интересуется, мол, что это? А Бэримор еще и издевается: „Gruel, sir!..“ Черта с два – Gruesome, как говорит Баскервиль! [51] Непереводимая игра слов. Gruel ( англ. ) – жидкая овсяная каша; Gruesome – ужасный, отвратительный.

В общем, еды здесь нету никакой. Утром дают кашу, в обед кашу и к вечеру тоже кашу, а чтоб чаю или щей, то даже ни хозяева, ни Бэримор и сами их не трескают.

Этот лакей невозмутим, будто бомж после отмены 198–1-й [52] Имеется в виду ст. 198–1 УК РСФСР – занятие бродяжничеством, после отмены которой повсеместно расплодились бомжи. . Вечером вдруг на болоте какая-то дрянь завыла. Генри, и так уже весь дерганый из-за ужина, спрашивает: „Что это, Бэримор?“ Тот: „Собака Баскервилей, сэр“. Потом, слышу визг и невозмутимый комментарий: „Это – кошка Баскервилей“. Затем что-то шипит. Лакей со своей рожей, постной, словно его каша: „Это – гадюка Баскервилей“. Сидим дальше. Тишина жуткая. Генри даже стакан боится ко рту поднести, только пальцы стучат: „А что это за ужасная тишина?“ – „Рыба Баскервилей, сэр“… Я так и не понял, при чем здесь рыба?..

В общем, чувствую, скоро сэра Лерсона придется на охоту выпускать, как Шарика из Простоквашина, – пусть пользу приносит (если, конечно, всех соседей не пожрет).

Да, что касается соседей. Здесь, говорят, можно общаться всего с двумя-тремя, только боюсь, что инспекция по личному составу за такие связи бы со службы вышибла. Стэплтон – яркий тому пример. В самом Б.-х. кроме дворецкого и его жены никого нет. Но у этой парочки явно какие-то заморочки. Во всяком случае, в первую же ночь тетка рыдала. Я с утречка попытался вразумить Бэримора, а он: „Я, – говорит, – дон’т андэстенд“ – не понимаю, дескать. Ну, с этим точно разберусь – если уж не выпущу Лерсона к соседям – пусть по замку ночью погуляет, зубами поклацает.

И все же, возвращаясь к Стэплтону: он, очевидно, мечтает пойти на контакт. Утречком вышел я посмотреть, что в окрестностях делается, вдруг ботаник навстречу и в гости зазывает. А сам все интересуется, кто вы, да откуда, где ваш друг – мистер Холмс… Им что, „маляву“ сюда по поводу сыщика уже заслали?..

Попытался я договориться со Стэплтоном, чтобы дорогу через болота показал, да куда там! Отвечает, что это очень опасно и потому не в состоянии взять на себя ответственность за мою драгоценную жизнь. И, что интереснее, начинает впаривать мне ужастик про болотную гадюку! Я так думаю, что он может находиться на связи у „девонширских“: если они пытаются Баскервилю „крышу крыть“, то им самый резон напугать Генри до смерти, подобные слухи распуская. Ну и, полиции, в случае чего мозги запудрить, чтобы на гадюку очередную „мокруху“ списать.

А вот, что Степлтон признал во мне друга нашего сыщика, тоже наводит на размышления – значит, ботаник видел нас вместе где-то. Но это было возможно только в Лондоне. И сие все больше укрепляет мою версию о причастности ботаника к делам Мориарти. В завершение „случайной встречи“ я оказался приглашенным в Меррипит-хауз, где живет Степлтон с сестрицей. Надо будет сходить, посмотреть, что к чему»…

После описываемых событий очередной раз улыбнувшись ботанику, Дукалис собрался было возвращаться в Баскервиль-холл, но в этот момент со стороны болот раздался душераздирающий вой.

– Это – болотный дьявол! – побледнев, прошептал Степлтон. – Люди говорят, что он так очередную жертву зовет.

«Сейчас посмотрим, что это за дьявол». – Оперативник, нащупав под одеждой пистолет, побежал было в сторону, откуда доносились ужасные звуки, но ботаник проворно ухватил его за одежду: «Умоляю, не ходите туда! Вам ни за что будет не выбраться из Гримпенской трясины!»…

Немного поразмыслив, Дукалис пришел к выводу, что в словах Степлтона есть определенный резон: с разбега плюхнуться в болото – перспектива малоприятная. Поэтому он решил, что обязательно наведается на болота позднее, запасшись хотя бы слегой, а еще лучше – более надежным спутником, хотя бы сэром Генри.

– Вы правы, – Анатолий миролюбиво улыбнулся, – мне не следует рисковать. Лучше пойду-ка я к дому. Всего доброго!..

– Мистер Уотсон, – вдруг опять заволновался Степлтон, – если вы не спешите, то, может, согласитесь навестить Меррипит-хауз? Моя сестра будет очень рада вас видеть…

За неимением срочных дел и подозреваемых Дукалис-Уотсон с благодарностью принял любезное приглашение.

«…У Степлтонов дом как дом, – читал Андрей в письме друга, – во всяком случае, он не напоминает ни бомжатский гадюшник, ни наркоманский притон. И Бэрил, сестра ботаника, бабец, скажу тебе, что надо. Уж Казанова, точно, начал бы ее сразу же „раскалывать“. На самом деле, с ней и, правда, следовало бы нормально поговорить: едва Степлтон отлучился ненадолго, как она мне прошептала нечто вроде, чтобы я поскорее убирался отсюда (если я, конечно, правильно понял ее выражение „go out to London“). Тут возвращается ботаник, а Бэрил эта сразу же начала на стол накрывать, вот, дескать, какая я хозяйственная.

Накормила, правда, прилично: свежая картошечка, мясо не чета нашему, столовскому, закуски всякие, молочко козье… Но сама после всего на меня даже глаз не подняла. А Степлтон как увидел это угощение – вдруг наехал на сестрицу, что ты, дескать, „милк“ даешь для „дринк“. Ну и выкатил литровку „Джонни Уокера“, да давай подливать мне. Что бы он ни рассчитывал, но теми „дринками“, которыми тут хлещут эту самогонку, споить разве что молодого Рогова можно и то сомнительно, что удастся. Хотя, перед тем, как отключиться, ботаник еще порывался меня проводить…

Забегая чуть вперед, скажу, что к сестричке Степлтона вдруг проявил интерес и Генри. И, что удивительно, ботаник, вместо того, чтобы обрадоваться выгодному знакомству, что-то уж больно рожу кривит. Не нравится мне этот тип…

Но не все так плохо. Нашел я тут одного перспективного, напоминающего внештатника [53] Внештатник ( проф. сленг ) – внештатный сотрудник милиции (полиции). Примером может служить фотограф из к/ф «Место встречи изменить нельзя» ( А. и Г. Вайнеры. Эра милосердия). . Зовется Френклендом. Сидит этот дедуля в своем Лифтер-холле, ненавидит всех потихоньку и, что, по-моему, очень интересно, несет чуть ли не круглосуточную вахту у подзорной трубы, наблюдает за окрестностями.