Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Неужели?! Я её не заметил, – сказал Николай с чувством радости, близким к отчаянию. – Боюсь даже думать… не спугнуть бы судьбу!.. А что твоя интуиция?

Она несколько раз кивнула:

– Yes, yes, yes… – прибавила. – Надешта. – И повторила, старательно выговаривая: – Надежда! Я совершенно и несгибаемо уверена!

Девочки прекратили чтение и посмотрели на родителей. А Александра на них – с каким-то новым чувством. Она подумала, как же все-таки обидно: иметь драгоценностей на пятьдесят миллионов золотом и ходить во всем старом и обтрёпанном, не иметь возможности купить или заказать хорошей модистке новые платья для девочек или костюм для Алексея, но только штатский!.. Хватит таскать гимнастёрку. Она скоро насквозь просвечивать будет. Не на войне все же, слава Господу! Хватит и Ники ходить в военном. Ему нужен хороший костюм – от английского или, в худшем случае, от французского портного. Сорочка нужна с накрахмаленным воротником – с настоящим, а не гуттаперчевым. Гуттаперчевые носят те, у кого нет нормальной прачки. И обувь!.. На девочек страшно смотреть: ни дать ни взять – нищенки с церковной паперти. Всю их обувь постепенно разворовали охранники. Часть в Тобольске, с остальной управились авдеевцы, и у дочерей остались только те ботинки, которые оказались на них. И как девочки ни ухаживают за обувью, все равно: верх потрескался и стёрся кое-где добела, каблуки перекошены, подошвы шлёпают. Гуталин давно кончился, и девочки последнее время смазывают свои ботиночки то остатками подсолнечного масла, то баночку дёгтя выпросят у охраны, и тогда Николай, смеясь, говорил: «Ну, теперь мы слились с народом окончательно! Пусть кто-нибудь теперь скажет, что наша династия далека от народа!» А вот Нюта, сама из петербургских мещан, учуяв запах дёгтя, демонстративно, прямо-таки аристократически морщила нос…

«Macht nichts 58! – заключила Александра. – Даст Господь, скоро все кончится. Первое, что надо будет сделать, всем нам обуться!» – твёрдо решила она.

Николай, которому изменила его знаменитая выдержка, повернулся к окну. С наружной стороны стекла отвалился кусочек краски и сквозь чистое пятнышко он увидел, как по Вознесенскому переулку бодро шагает главный военный комиссар Голощёкин.

Он вернулся к жене, прижал к своим губам её руку и прошептал:

– И знаю, и не знаю…

– Что бы нас ни ждало, нужно выполнять свой долг, а Бог сам решит, как дальше. Или, как говорит русский мужик… – она произнесла с трудом, но почти правильно: – Умереть захотел, но сначаля рожж посей! – и громко позвала: – Children! Дьети!

Девочки подошли ближе, Анастасия держала книжку открытой, прижимая её к груди. Алексей бросил писать и, не выпуская вставочки 59, обернулся в матери.

– Что бы то ни было, – значительно сказала Александра по-английски, – как бы ни двигались события, как бы ни складывалась каждая минута нашей жизни – сейчас и следующая за ней минута, мы должны исполнять свой долг. Так, сейчас все наши лекарства нужно ещё раз внимательно проверить. А также постельные и походные подушечки.

Поставив у двери на страже Труппа, девушки ещё раз внимательно осмотрели свои лифы, куда давно зашили бриллианты, перещупали маленькие подушечки, где тоже находились драгоценности. Демидова достала из сундука фуфайку и сказала Алексею:

– Ваше высочество, извольте примерить, пожалуйста!

– Это что? – спросил он.

– Ваши лекарства. И одежда против простуды. Вчера для вас сшила.

Он с интересом прощупал фуфайку, пройдясь пальцами по бриллиантам, тесно положенных друг к другу. Каждый – в отдельной ячейке.

– Смотри-ка, Машка! – шёпотом сказал он. – Настоящий колонтарь 60! Саблей не пробить.

– Пушкину бы такой! – ответила Мария. – Больше бы сказок тебе пришлось учить.

Он озадаченно посмотрел на сестру, не зная, как парировать: хорошо бы, конечно, чтоб Пушкин остался жив после дуэли, но учить лишние сказки… Он не любил учиться. Правда, если обещал учителю выучить тот или иной урок, честно выполнял обещание. На всякий случай он ответил сестре с максимальной неопределённостью:

– Да-а… – и сказал горничной: – Анна Стефановна, ну-ка примерю!

Он сам натянул фуфайку. Демидова поправила её на плечах, одёрнула рукава и обернулась к Александре.

– Спасибо, Анна Штефановна, – кивнула Александра. – Я отсюта карашо вишу: очень славно и удобно.

– Удобно! Как же! – возразил Алексей. – Тяжёлая!

– Ну, уж потерпите, Алексей Николаевич, – сказала Демидова. – Дело стоит того. Скоро всё переменится. Бог даст.

– Привыкнуть надо, – заявила Анастасия. – Помнишь, как Геракл силачом сделался?

– Конечно, помню! А то как же! – отпарировал Алексей. И добавил: – Только сейчас забыл немного.

– Геракл, он же Геркулес у римлян, стал каждый день таскать на спине телёнка, – сообщила Анастасия. – Отметь себе – каждый день! Телёнок незаметно рос, и Геракл незаметно креп. Потом обнаружил, что таскает целого быка и думает, что это телёнок!

Все засмеялись.

– Хорошо, – согласился Алексей. – Буду привыкать.

Он лёг на кровать, поворочался с боку на бок.

– Да, не пуховая, конечно…

Фуфайку он решил несколько дней совсем не снимать – только в ванной – и посмотреть, что получится.

Когда закончили, Ольга попросила Анастасию продолжить чтение. Но та протянула книгу Ольге:

– Пожалуйста, лучше ты. У меня язык уже не работает.

Ольга взяла книгу. Несмотря на все своё обычное спокойствие, которая она унаследовала от отца, она несколько раз останавливалась, – её тоже сбивали с толку посторонние мысли. Когда она прочла фразу Щедрина о том, что некоторые путают понятия Отечество и ваше превосходительство, даже отец перебил её:

– Да не так, не так надо читать! – нетерпеливо произнес он.

– А как? – спросила Ольга и тяжело вздохнула.

– С выражением, с выражением надо!

– Ах, папа! – опустила голову Ольга, – Прости меня, но и я устала. И голоса нет совершенно. Неспокойно почему-то.

Она передала книгу Татьяне и вышла в туалет. Обычно к этому времени охрана гасила свет в коридоре и не разрешала зажигать. Но сейчас две лампочки в потолочных плафонах светились. Она потрогала дверь уборной, постучала. Тихо. Вроде никого. Авдеевцы приучили их к осторожному пользованию туалетом. Бывало не раз, когда солдаты затаивались в туалете, а если кто из дочерей открывал дверь, вдруг вскакивали со стульчака с расстёгнутыми штанами, демонстрируя их содержимое.

Около десяти вечера Романовы и слуги с доктором помолились и легли спать. И, как ни странно, все уснули очень быстро и спокойно. И даже клопы почему-то их не побеспокоили.

Юровский то смотрел в тёмное окно, то выходил во двор, то снова возвращался. Наконец, во втором часу ночи послышался звук мотора. И тут же раздался телефонный звонок. Это был Белобородов.