Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

За ним вошли Александра и дочери. Романовы остановились посередине и стали осматриваться.

Комната была совершенно пуста, чисто подметена и плохо освещена. Сквозь мутное стекло окна, забранного решёткой, можно было разглядеть переднее колесо грузовика, поставленного к окну почти вплотную. Громко завёлся мотор за окном и тут же заглох.

– Что же так? – недовольно спросила Александра, оглядываясь. – И chaise lounge 61… кресли… стули нет? И сести нельзя?

– Прошу прощения, – сказал Юровский. – Минутку!

И вышел, закрыв за собой дверь.

– Павел, – тихо приказал он Медведеву. – Два стула.

– Их величества желают умереть на тронах? – насмешливым шёпотом спросил Кудрин.

Юровский приложил палец к губам и указал на дверь.

– Понял, понял! – закивал Кудрин.

Медведев принёс два стула и поставил их посреди комнаты. На один села императрица, на другой царь посадил сына. Сам стал рядом, чуть загораживая Алексея.

Юровский кивнул Медведеву:

– Приготовиться! – тихо приказал он.

Он сунул руку в карман за постановлением, как вдруг по лестнице послышались новые шаги. Сюда шли явно несколько человек.

– Что за чёрт! – встревожился Юровский.

Он вышел и глазам своим не поверил. По ступенькам в полутьме медленно и осторожно спускались доктор Боткин, повар Харитонов, лакей Трупп и горничная Демидова – она крепко прижимала к себе большую пуховую подушку.

Их вёл Ермаков. Он шёл позади, держа в обоих руках по револьверу.

– Это что? – бросился к нему Юровский, чуть не свалив Боткина. Харитонов и Трупп едва успели посторониться, прижавшись к стене. – Это что, я спрашиваю? – он схватил один из револьверов Ермакова за ствол и рванул к себе.

Вторым револьвером Ермаков неожиданно ткнул Юровского в грудь.

– Тебе сказано, всех? – тихо прорычал Ермаков. – Значит, всех! Иначе станешь вместе с ними! Верно я говорю, а, Филипп? – он оглянулся.

За спиной Ермакова стоял Голощекин и тоже держал наготове наган. Медленно взвёл курок.

– Всех, Яков, – бесстрастно и даже лениво произнес Голощёкин. – Без исключения. Таково решение исполкома.

Юровский замер. Потом рукавом своей чёрной рубашки вытер пот со лба, плюнул Ермакову под ноги и повернулся к нему спиной.

– Прошу всех в помещение. Не задерживаться! – приказал он романовской прислуге.

Он вошёл последним. Оглядел всех.

Императрица сидела на стуле у стены, ближе к задней арке комнаты. За ней в ряд стояли великие княжны Ольга, Татьяна и Мария, за их спинами Анастасия ласково шептала что-то собачке.

Чуть впереди императрицы сидел Алексей, за его спиной стал Боткин.

Император был по-прежнему рядом с сыном, чуть загораживая его от команды.

Повар Харитонов и лакей Трупп отошли к задней стене, Демидова стала у левого косяка двери, ведущей в кладовку. В полутьме белела её подушка.

Императрица сказал несколько резких фраз по-немецки, но Юровский не понял, разобрав лишь два слова: «zu lang» и «müde» 62.

– Нет, так нельзя! Настоятельно прошу – так надо: всем стать в строй, в один ряд! – громко потребовал Юровский. – Александра Федоровна, пожалуйте со стулом чуть вперёд… Так, хорошо! Николай Александрович, стул с Алексеем Николаевичем следует поставить рядом с её величеством. Ольгу Николаевну прошу сюда, на правый фланг. Рядом пусть станет Татьяна Николаевна… Вы, Мария Николаевна, тоже рядом… Анастасия Николаевна, поближе к сёстрам. И держите свою собачку покрепче. Анна Стефановна – к Александре Фёдоровне. Зачем вам эта подушка?..

И, не ожидая ответа, выстроил левый фланг, где в линию стали Боткин, Харитонов и Трупп.

– Так! – заявил он. – Прошу меня немного подождать.

Он вышел и приказал солдатам:

– Занять места! Стрелять только в сердце. Без лишней крови и криков!

Загрохотав сапогами, солдаты стали проходить в комнату. Но разместиться смогли только шестеро. Остальные остались за порогом, вытащили наганы и взвели курки.

В комнату стремительно вошёл Юровский.

– Прошу всех встать! Смирно!

Николай сидел на стуле и держал на коленях Алексея. Он легко, по-военному поднялся, посадил Алексея и выпрямился, теперь полностью загородив сына. Сверкнув глазами, с трудом поднялась императрица. Слуги вытянулись. Девушки с тревогой глянули на Юровского. Анастасия, стоявшая за спиной Татьяны, крепче прижала к себе собачку, которая неожиданно два раза пролаяла грозным басом.

Юровский дождался полной тишины, вытащил из кармана листок бумаги и прочитал, чеканя каждое слово:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Ввиду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала Екатеринбургу и ввиду того, что коронованный палач Николай. Второй может избежать народного суда, президиум Уральского Областного Совета, выполняя волю революции и народа, ПОСТАНОВИЛ: бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях перед народом,

РАССТРЕЛЯТЬ

Наступила тишина. Никто из приговорённых ничего не понял.

«Плохой сон, я ещё не проснулась», – подумала Анастасия. У неё, как в обмороке, внезапно закружилась голова. От слабости девушка покачнулась, но устояла. «Сейчас меня вырвет, – испугалась она. – Что он там прочитал? Почему мне стало плохо? Дышать тут нечем…»

Николай недоуменно посмотрел в лицо Юровскому, потом вгляделся в лица солдат и звонко воскликнул сорвавшимся голосом:

– Что вы сказали? Я не понял! Прочтите ещё раз!..

Юровский прочёл скороговоркой:

– «Ввиду наступления чехословацких банд, Николая Романова расстрелять!»

– Что? Что? – ещё громче крикнул Николай.

– Так нас никуда не повезут? – раздался спокойный голос Боткина. – Я так и думал! – хладнокровно фыркнул он. – Значит, жизнь отбираете… Семью-то за что?

Николай снова обернулся к своей семье, безумными глазами глядя на детей, которым Юровский только что пообещал перевести в безопасное место, и крикнул изо всех сил:

– Что это?! Что это?! Что э…

– Вот что! – сквозь зубы сказал Юровский, поднял маузер и выстрелил Николаю в затылок.

Густо загрохотали выстрелы.

Бывший император медленно повернулся к Юровскому. Левый глаз Николая в одно мгновение стал белым, круглым и навыкат, как у варёной рыбы. Вместо правого образовалась темно-пурпурная дыра. Он опустился на колени, прикрывая телом сына. Гимнастёрка на нем вздрагивала, когда в него попадали пули, оставляя рваные дымящиеся дырки. Всем стрелявшим захотелось лично убить царя. Ермаков палил из двух маузеров сразу сначала в Николая, потом в Александру, потом в девушек и прислугу.

Кадр из фильма Глеба Панфилова «Венценосная семья»

Раздались дикие крики и такой невыносимый женский визг, что Юровский ощутил, как его макушку обдало морозом и на ней приподнялись волосы. Ольга и Мария закричали и бросились друг другу в объятия, Татьяна и Анастасия застыли на месте, императрица осталась сидеть; её лицо медленно побелело, она внезапно отяжелевшей рукой осенила себя крестным знамением, потом расстрельную команду и успела прошептать по-русски: «Господи, прости им, не ведают бо…». В этот момент в лоб ей ударила пуля.