Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Дале, дале! – прикрикнул легионер.

Поручик Шереметьевский дошёл до другой, внутренней, лестницы во двор и уже спускался вниз.

Они вышли во двор, заросший пучками травы на жёлтой земле, окаменевшей от жары. В запущенном неряшливом саду несколько тополей и дубов шевелили пыльными листьями под лёгким ветром.

– Сюда! – приказал поручик, открывая внутреннюю дверь на первый этаж.

Теперь они попали на тёмную деревянную лестницу в полуподвал. Спускаясь, Наметкин машинально насчитал двадцать три ступеньки.

В полуподвальную комнату свет проникал через два маленьких окна под потолком. По ту сторону толстого мутного стекла мелькали грязные солдатские ботинки, сверкающие офицерские сапоги, щегольские штиблеты с мелкими пуговицами на светлых гамашах, крестьянские лапти, женские боты; прокатились с жестяным звоном колеса ручной тележки.

Стены и даже потолок комнаты оказались в выщербинах, словно от горошин. Особенно густо их было на задней стене и на правой – около боковой двери в чулан. Тут и штукатурка обвалена. В одной выщербине Наметкин без труда разглядел застрявшую пулю.

– Brate kapitán, – сказал сержант. – Svůj rozkaz vykonán. Zadržený převezen 23.

– Volný 24, – раздался голос из дальнего угла. – И вы, поручик, тоже свободны.

Наметкин даже головы не повернул на голос. Он оторвать глаз не мог от удивительного деревянного кресла посередине комнаты. Явно старинное, тёмного резного дуба, с высокой готической спинкой. Судя по отполированным подлокотникам, использовалось кресло часто. К каждому подлокотнику с торчащими железными шипами прибиты ручные кандалы. Спинка и сиденье тоже густо утыканы, как сапожная щётка, длинными стальными шипами, окрашенными чем-то черным. Кровь, старая, запёкшаяся, догадался Наметкин.

– Значит, у нас в гостях господин Наметкин… Алексей Павлович… – вполголоса констатировал голос на хорошем русском языке, впрочем, с небольшим иностранным акцентом.

Теперь следователь увидел в углу, за небольшим канцелярским столом капитана в русском мундире, но с красно-белой ленточкой в петлицах Узкое лицо капитана казалось высушенным на солнце пустыни – голый череп, обтянутый темной кожей, сквозь которую, казалось, просвечивались кости. Глаза спрятаны за черными очками. Перед капитаном на столе лежали две стопки – фотографии слева и стеклянные пластинки негативов справа.

– Присаживайтесь, любезный Алексей Павлович. Будьте, как дома, – капитан указал на стул рядом с собой. – Я капитан Йозеф Зайчек. А можно и проще – Йозеф Николаевич. Милости прошу.

Наметкин пробулькал что-то и сел, не отводя взгляда от удивительного кресла.

– Понравилось? Знаете, что за мебель? – поинтересовался капитан.

– Да, – проглотил комок Наметкин. – Пыточное кресло инквизиции.

– Замечательно! В самую точку, – восхитился капитан. – Вы наш первый посетитель, кто ответил правильно. Интересовались темой?

– Приходилось… В университете.

– А вот ещё, взгляните. Вам любопытно будет, – капитан взял фотографию из левой стопки и протянул Наметкину.

На фотокопии старинной гравюры – река, несколько монахов на берегу около сооружения, похожего на античную баллисту. Один конец длинного рычага удерживают двое монахов, к другому концу, зависшему над водой, привязано кресло, и в нём – женщина в цепях.

– Купание ведьмы, – сказал Наметкин. – Жертву следует держать под водой до захлёба. Если выдержит, значит, ведьма. Захлебнётся и помрёт – не виновата, добрая христианка.

– Верно, – шевельнул бровями капитан. – А вот ещё чудесная картинка.

Здесь три жертвы были посажены на колья. Острые концы кольев торчали у каждого казнённого из спины.

– Ничего странного не замечаете?

– Не замечаю, – почти успокоившись, ответил Наметкин. – Обычная отвратительная процедура.

– Обычная, да не совсем, – усмехнулся капитан. – Сажать на кол – чисто азиатский способ казни, точнее, древнекитайский. Оттуда он перешёл к туркам. Но турки испортили дело. Казнили именно так, как нарисовано. А надо несколько иначе… От турок способ переняла католическая инквизиция, и святые отцы турецкую ошибку повторили. Не догадываетесь, какую?

– Никак нет. Не догадываюсь.

– Кол острием должен не через спину выходить, а через горло.

– Зачем же? – внезапно осевшим голосом просипел Наметкин

– Да затем, чтобы жертва мучилась подольше, – с добросердечной улыбкой пояснил Йозеф Николаевич.

Он перетасовал фотографии.

– Удивительно… – в раздумье произнес капитан. – Нет предела человеческой фантазии. Особенно, в способах насилия в отношении ближнего своего. Полюбуйтесь… Знаменитый «Испанский сапог»: такое, понимаете, крепление на ноге с металлической пластинкой. Пластинка постепенно затягивается, чтобы так же медленно ломать человеку кости ног. Для усиления эффекта иногда к работе палачей подключается сам инквизитор, который бьёт молотком по «сапогу». После таких пыток все кости жертвы ниже колена раздроблены, а израненная кожа выглядит, как мешочек для этих костей… А вот милейшая «Дочь дворника»: жертва заковывается в такой позе, что уже через несколько минут мышечный спазм вызывает во всем теле невыносимые боли, особенно, в животе и в анусе… А вот здесь изображена очаровательная «Нюрнбергская дева»: обвиняемого помещают в железный саркофаг, где его тело протыкается острыми пиками так, чтобы ни один из жизненно важных органов не был задет. И тогда агония растягивается надолго.

Нюрнбергская дева

Сутками может тянуться… А здесь моя любимая обувь – «Железные башмаки». Видите под пяткой острый шип? Если покрутить специальный винт, шип вылезает из пятки башмака вверх. Жертве приходится стоять на цыпочках до истощения всех своих сил. Постойте на носках – сколько вы протянете?

– Душевно вам признателен, Иосиф Николаевич. В другой раз, пожалуй, попробую, – вежливо отказался дрожащий Наметкин.

– Как вам будет угодно, – пожал плечами капитан. – Было бы предложено. Здесь очень удобный в работе крюк «Кошачий коготь». Понятно, что используется не для того, чтобы почесать вам спину. Плоть жертвы разрывается крюком медленно, болезненно; «Кошачьими когтями» вырывают не только куски тела, но и ребра… Ещё гляньте: очень аппетитная «Груша». Вставляется в анус и раскрывается таким образом, чтобы причинить жертве поистине адскую, немыслимую боль. Тут, взгляните, замечательная «Колыбель Иуды». Простенькая деревянная пирамида. Самое безобидное орудие. Не разрывает мышцы, не ломает кости, не протыкает спину или горло. Грешника сажают на острие пирамиды, и он от боли теряет сознание; его обливают водой, приводят в чувство. И процедура начинается сызнова. Вам, конечно, понравилось.