Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

Известие о том, что императрица сорвала траурную повязку с руки принца, очевидно, молнией облетело дворец, так что, когда мы приехали, ни у кого не увидели черных повязок на руках. А на торжественном вечернем приёме двор был не в трауре, а при полном праздничном параде.

Если мы, лейб-казаки Поляков и я, и заслужили отпуск после крымского периода, когда мы в течение двух лет выполняли обязанности лейб-казаков и камердинеров одновременно, то получили его в полном объёме в течение тех двух месяцев, пока императрица была в Лондоне. Большую часть времени их величества были вместе, и в нас не было потребности. А мы могли гулять и наслаждаться жизнью.

Великая княжна Анастасия – последний прижизненный снимок. Очевидно, Тобольск, весна 1918 года

НОЧЬЮ ПОЕЗД остановился. От тишины и внезапной неподвижности Соколов проснулся. Поднялся с дивана и, потягиваясь, подошёл к окну.

В зимней тяжёлой тьме ничего не разглядеть. Ветер бросал в оконное стекло пригоршни крепкого снега. Потом кто-то обронил на чёрную реку ночи оранжевую каплю. Огненная точка увеличивалась, мигая, взметнулась языком пламени и вдруг взорвалась обширным огнём.

Осветились несколько крестьянских изб и группа крестьян, согнанных в кучу. В неверном свете Соколов без труда разглядел чешских легионеров – они держали крестьян под прицелом винтовок. Другие чехи с горящими факелами в руках метались между домами и швыряли факелы на крыши. Берёзовая дранка вспыхивала сразу, видно, заранее облита керосином.

До Соколова донёсся детский плач, потом отчаянный бабий вой заглушил крики детей. Теперь пламя ярко осветило всё вокруг, снег превращался над огнём в мелкий дождь. Когда занялась огнём последняя изба, легионеры ударами прикладов отделили от смешанной толпы мужиков и молодых парней, передёрнули затворы винтовок. Сухо затрещали залпы. Женщины заголосили, закричали ещё громче, бросились на тела убитых, детский плач превратился в визг.

– Что это? – ошеломлённо выговорил Соколов.

Рядом тяжело вздохнул Степных.

– Санитарная обработка, Николай Алексеевич, – хмуро пояснил он.

– Что ты несёшь, подлец! – взвился Соколов. – Ты о клопах или о людях?

– Виноват-с, – смутился Степных и отступил на шаг. – Только так ноне о подлых человеках, мужиках и бабах, выражаются наш Верховный правитель и его любимый генерал Гайда со своими. Выжигают. Партизан.

– Красных?

– Всяких. Кто против белых и против красных.

– Значит, это партизан расстреляли сейчас? – передёрнул плечами, словно от внезапного холода, Соколов.

– Кто там знает. Они заранее расстреливают всех, кто не понравится. На всякий случай. Санитарная обработка.

– Без дознания, без суда… На земле чужой державы, – зло произнес Соколов. – Без закона…

– А что им закон? И где его взять? Постановили: вся наша железная дорога и полоса отчуждения – чешское государство. Вся сила у них. И господин Колчак чехособак любит. Болтают, какой-то Щетинкин в тайге шастает, красный. Агитирует за царя и советскую власть. Ещё грузинец Каландаришвили – этот сам собой, против всех. Шайки всё мелкие. Однако же у страха глаза велики, боятся чехи собственной тени… И то, зачем помирать, когда им домой бежать надо поскорее. Разбогатели…

Поезд тронулся и быстро набрал скорость, пробиваясь сквозь опять закрутившийся буран. Соколов и Степных снова легли, но оба уснуть не могли.

В Пермь приехали, когда за окнами серело утро.

Явился полковник Чечек. Весело поздоровался.

– Теперь куда вам? – спросил чех, постоянно улыбаясь.

– Для начала в суд, потом в военный контроль, – ответил Соколов. – А вы?

– Есть интересная цель, очень перспективно: военные склады. Ещё от вашего царя. Як захочете, то можем и вас, и вашего помощника взять в компанию. Авось , что интересное для вас найдётся.

– Благодарю покорно. Но у нас служба.

– Всегда будет служба, – засмеялся Чечек. – Надо же и развлечься. Царьски склады – большие развлечения будут. Надо и отдыхать.

– Отдохнём, – пообещал Соколов. – После службы.

Чечек только и двинул плечом, улыбаясь по-прежнему, – кто их поймёт, русских чиновников. И коротко козырнув, ушёл.

Метель затихла, небо совершенно очистилось, яркое солнце так засверкало на крышах обледеневших домов и на золотых крестах собора, что зубам стало больно.

Судебное присутствие оказалось закрытым. Подождав полчаса, Соколов и Степных отправились в военный контроль – с недавних дней он стал называться военным уголовным розыском.

У кирпичных облупленных ступеней милицейской управы, где размещались штаб начальника гарнизона и военное угро, Соколов придержал шаг, принюхался, словно гончая на тропе. С шумом выдохнул, подмигнул стеклянным глазом помощнику.

– Чую, ждут нас крутые горки.

– Да разве впервой! – бодро отозвался Степных и вслед за Соколовым поднялся по ступенькам.

В приёмной начальника гарнизона сидел юный прапорщик и читал книгу. Лет ему было, наверное, не больше семнадцати. Он, не отрываясь от романа, зыркнул на вошедших и лениво процедил, почти не разжимая губ:

– Гражданским сюда не велено.

И уткнулся в книгу.

– Прошу прощения, господин… – начал Соколов.

– Гражданин! – перебил прапорщик. – Господа в старом мире остались.

– Гражданин хам! – хлестнул пронзительно Соколов. – Харю от книжки оторви, мерзавец!

Хлопая глазами, прапорщик поднял голову – слов неожиданного штатского он ещё не понял, но начальственная угроза до него уже дошла. Он бросил книгу и вскочил, с грохотом опрокинув стул. К нему шагнул Степных и произнес зловеще:

– Перед вами, юноша, судебный следователь по особо важным делам. Личный эмиссар его высокопревосходительства Верховного правителя России! Болван… – прибавил он.

– Ви… виноват-с, господин комиссар, – пролепетал прапорщик, его круглая физиономия с подшёрстком вместо усов побелела.

– Эмиссар, дубина, – презрительно поправил Степных. К полковнику Рославлеву!

– По… господин полковник в отсутствии, ждём к двум пополудни.

– А капитан Кирста?

– Был у себя, с утра.

– Веди и докладывай! – приказал Степных.

Прапорщик вскочил и повёл грозных гостей по узкому тёмному коридору, спотыкаясь на каждом шагу о собственную саблю – она была ему явно не по размеру.

Поднялись по грязной деревянной лестнице на второй этаж, где прапорщик, оглянувшись на гостей, сказал страшным голосом часовому:

– От Верховного правителя – комиссары, срочно! К господину капитану!

– А пропуск?

– Пропуск? – озадаченно глянул на Степных прапорщик.

– Или повестка должна быть. Здесь уголовный розыск, военный.