Валентин Лавров - Ненависть вождя и любовь разбойника

Булавин расчувствовался, приказал солдатам:

— Руки развяжите, он жертва царского режима… Отец, значит, сподвижник…

— А нам, Яков Иванович, говорили, что вы грабитель! — робко сказал один из солдат.

Яшка решительно взмахнул отёкшей рукой:

— Так это буржуазия клевещет! Да, порой отберу что-нибудь у кровососов и тут же бедным людям раздам. Всё до копейки, себе и полушки не оставлю, так-то, братцы мои!

Поезд остановился в Александрове. Издали раздался знакомый зычный голос:

— Самый свежий, из чистой муки! Кому хлеба? Ещё почти горячий! Вам, господа военные, хлебца надоть? — Васька Заяц держал на груди лоток. Вокруг распространялся вкусный запах.

Яшка подумал: «Ну, молодец! Как успел?» Состроил жалостливую морду:

— Позвольте, господа-товарищи, хлебушка купить, и на вашу долю, служивые, буханочку возьму! Вы, поди, совсем не емши…

Разрешили. С интересом смотрели: откуда у арестанта деньги? При шмоне всё до копейки, кажется, забрали.

Яшка снял шапку, поковырялся в козырьке и вытянул из-под ватной подкладки золотую пятирублевку с профилем Николая Второго. Солдаты смотрели с восхищением: «Вот ловкач!»

Яшка протянул монету Зайцу, получил сдачу и две буханки. Одну конвоирам отдал, а которую потяжелее себе оставил, но есть не торопился:

— В тюрьме пригодится, пока ещё там накормят — жди-пожди!

— И то! Кушай, сердечный, — солдаты от своей буханки несчастному оковалок отломили, тот и умял хлебушек.

Был февраль. Огромная людная Москва встретила гостей блеском солнечной оттепели, тающих сосулек, свисающих с крыш, звоном трамваев, гомоном привокзальной толпы с мешками и сундуками.

Булавин подошёл к ближайшим саням.

— Свободен?

Старик-возчик, высохший как мумия, с тёмным лицом древнего подвижника, спросил:

— Куда, барин, прикажете?

— На Лубянку, в ВЧК!

Старик чуть не заплакал:

— Чека? Это опять бесплатно? Эх, салабоны беспросветные!

— На том свете в рай попадёшь! Вези! — и все четверо разместились в санях. Впереди, на облучке рядом со стариком — Булавин, по краям солдаты, в серёдке Яшка, буханку к груди прижимает.

Лошадка была небольшая, но прыткая, весело потянула с площади, мимо заправки автомобилей, под железнодорожный мост на Каланчёвку. Затем по Домниковке прямиком на Мясницкую, занесённую снегами, сиявшую многочисленными зеркальными вывесками и богатыми витринами.

У Яшки в радостном предчувствии заколотилось сердце: он заметил сани, запряжённые ретивым конем. На облучке с вожжами — верный друг Серёга Барин. Серёга всё время держался сзади и не обгонял — ждал удобный случай.

До Лубянки было уже рукой подать — саженей двести, слева — Кривоколенный переулок. Яшка достал из-за пазухи буханку, выдернул спрятанный туда заряженный браунинг, в упор выстрелил в конвоира, а чекисту Булавину целился в голову, но тот дёрнулся, и пуля попала в плечо, другим выстрелом вырвал кусок уха.

Серёга успел поравняться с арестантской повозкой, пустил пулю в затылок другому конвоиру.

Яшка в момент перескочил в сани Серёги. Тот с гиканьем, разламывая надвое толпу, хлеща вожжами сытого коня, понёсся по Кривоколенному переулку, свернул направо в Армянский и на бешеной скорости, едва не перевернув сани, полетел к Покровке.

Там следы разбойников затерялись.

Ну а теперь краткие отрывки из секретного отчёта НКВД.

* Зверское убийство комиссаров МЧК т.т. Караваева и Зустер 14 марта 1919 года на Плющихе. Оба сотрудника наблюдали за квартирой преступников, были замечены Кошельковым, обезоружены и здесь же, на улице, лишены жизни.

* 19 марта 1919 года сотрудниками ЧК был установлен притон Кошелькова в доме Черкасова по Конюшковскому переулку. Окружив квартиру со всех сторон, приступили к операции. На стук дверь была немедленно открыта, но сотрудников встретил град пуль, завязалась перестрелка, во время которой со стороны налётчиков трёх человек убили (Илюшку Седова, Костю «Маленького» и Егора Чибисова), а Кошельков и Мартазин, выбив оконную раму, отстреливаясь, скрылись, ранив сотрудника Дворецкого.

* Массовые уличные ограбления прохожих 1 мая 1919 года на Воздвиженке и убийство трёх милиционеров, высланных из отделения для задержания бандитов.

* 10 мая 1919 года у Пречистенских ворот в кофейной сотрудниками Уголовного отдела МЧК были врасплох застигнуты Кошельков, Мартазин, Хохлов и Иванов. Завязалась перестрелка, во время которой Кошельков бросил бомбу, к счастью, не разорвавшуюся, и вместе с Мартазиным скрылся на лихаче. Хохлов был убит, а Иванов задержан.

* Обстрел сотрудников Уголовного отдела Московского ЧК на Крымской набережной 20 мая 1919 года.

* 10 июня 1919 года под руководством Кошелькова и Емельянова было совершено вооружённое ограбление конторы Афинерного завода на Донской улице, где бандитами похищены слиток золота 3 фунта и 4 фунта платинового золота».

Ленин чувствовал себя оскорблённым. Вспоминая историю в Сокольниках, он испытывал стыд за себя, за свою недальновидность и очевидную трусость. Поэтому бушевал, срывал гнев на подчинённых. Он отчитывал Дзержинского, Петерса, Ксенофонтова, Евсеева, Розенталя и других руководителей ВЧК:

— Долго ловили Кошелькова. Поймали, наконец! И что дальше, спрашиваю? Чуть не под стенами ВЧК он перестрелял всю охрану и смылся! Где этот негодяй добыл оружие? Чего стоят наши органы? Жалкую кучку бандитов не может раздавить армия чекистов и милиционеров! Это вопрос принципиальный!

Ленин осушил стакан нарзана и снова нервно замолотил пальцами по столу:

— Если у себя под носом мы проявляем преступную слабость и неразворотливость, так, скажите, как справимся с врагами внешними, с хорошо организованной белой сволочью?

Дзержинский, нервно покусывавший ногти, начал оправдываться, явно завышая количество бандитов:

— Нет, Владимир Ильич, бандитов вовсе не «жалкая кучка». Судя по имеющимся сведениям, только в банде Кошелькова более ста разбойников, готовых убивать и грабить. В банде Сабана почти триста головорезов. Но кроме Москвы, есть Петроград, там положение дел ещё тревожней. Есть ещё громадная страна. И везде убийцы, везде грабители. Причина наших промахов в том, что приходится одновременно решать много важнейших задач. Но возможности наши пока весьма ограничены…

— И что из этого следует? — ярился Ленин. — Ручки подымем: «Сдаёмся на милость победителей?»