Наталья Рыжкова - Длинные тени грехов [СИ]

— Мы не осматривали тело, отсюда не ведаем, было ли у злодея какое оружие, — почти сразу ответил бывший денщик.

Упущение было устранено бравыми гвардейцами, они и принесли в кабинет Ван Келлера кинжал, который нашли за голенищем сапога Акима.

— Хм, — потёр подбородок голландец, — мы имеем два ножа. И на какие мысли это наводит?

— Ну, сударь, сдаётся мне вот что: открыл супостат окошко, Акимка в него сунулся — тулуп мешает. Скинул он его и передал, стало быть, сообщнику. Тот свернул и положил на чурбан. Зотов пролезает в окно, и в этот самый момент сообщник его закалывает ножом — вот этим, — Крайнов указал на серебряный нож француза, — Зотов падает вниз, на пол и почти сразу умирает. Нож — он в голенище плотно сидел, потому убивец его не приметил. Возможно, нагнулся, проверил — дышит ли, и ушёл. — Степан, расхрабрившись, плеснул себе воды из графина голландца. Тот только повёл рыбьими глазами, но замечания делать не стал.

— И почьему один злодей убил другого, когда тот в окно лез? — спросил мажордом.

— Так это как раз и понятно, — усмехнулся бывший денщик, — Акимка-то — парень здоровый, с ним, вон, наши стражники на Масленицу вдвоём еле справились! А ежели его убивать — так только этот случай и был у… — Степан осёкся, понимая, что рано или поздно должно у таинственного убийцы появится имя, и имя, хорошо им с Ван Келлером знакомое. «Только не Катя! Не могла она вот так всё рассчитать!», — убеждал себя Крайнов, но кто-то, не иначе, злой дух, лукаво подсказывал голосом, похожим на нудный скрип мажордома: «А, может, убийц было двое, а?».

— Поньятно, — принял доводы компаньона голландец, — так выходит, что убийца заранее всё продумал и знал, как он будет от Зотова избавльяться. И ведь экий у нас злодей-то аккуратный: тулуп торговца сложил. Непохоже на ваших людьишек — все как один бездьельники и воры!

Хотел Крайнов вступить в спор с упрямым голландцем, поставить его место, рыбину мороженую, да мысль иная его озарила.

— Вот, сказано же — Гийом и есть убийца! — воскликнул солдат, — Надо этого сукина сына допросить!

— Допросим, — охотно согласился Ван Келлер, но пусть немного поволнуется, посидит под замком. А пока мы можем приньять пищу, — добавил он спокойно.

— Да мне кусок в горло не полезет, — возмутился Степан, — такое в доме делается, а вы, сударь, завтракать собрались!

— Приём пищи есть необходимое условие для жизни человьека, — пожал плечами голландец, — и отказываться неразумно — нам ещьё силы понадобятся.

— Да вот он мне где уже — разум ваш-то! — не на шутку рассерженный Крайнов резко рубанул рукой воздух. — Нельзя же так вот!

— Не хотьите — как хотьите, — и пока Степан рассматривал хорошо знакомый пейзаж за окном, Ван Келлер съел завтрак.

Он как раз вынимал из-за ворота салфетку, когда гвардеец доложил, что француз «из себя зело вышедши и просются поговорить с господами, потому как имеют, что сказать».

Пока ходили за поваром, Ван Келлер поставил рядом с оружием баночку, найденную в фальшивом днище.

— И что же сия вещица значит, а?

Степан потёр лоб.

— Ну, сударь, это вы хоть режьте меня, а я вам не скажу, за каким лешим Акимка таскал с собой лекарствие.

— Но было оно для торговца важным, иначе зачем бы ему хранить банку тайно, — мажордом внимательно рассматривал все предметы, разложенные на столе, как будто ждал от них ответа.

— А вот ещьё, один предмет, хотя мы не знаем, есть ли связь, — пробормотал вдруг голландец и достал из ящика бюро пресс-папье, которым ударили Перпетую. Задержал руку над столом, как шахматист, делающий ход в партии — и поставил пресс-папье стороне от всего остального.

— Вы полагаете, сударь, что смерть Перпетуи и Акимки — они суть одно? — нахмурился Крайнов.

— Мы должны думать, много думать, расспрашьивать людей — всех, без искючьенья и делать выводы. Пока не знаю, но ведь, согласитьесь, что так быстро, один за другьим…

— Ага, вы ещё добавьте сюда то, что на нечистую силу уже списали: Васятку с Фроськой, всё в одну кучу! — скептически буркнул Степан.

— Сие пока есть загадка, — не заметил насмешки мажордом, — и оснований нет всьё в одну кучу, как ты сказал. Но кто знает…

Рассуждения голландца прервал шум за дверью, который нарастал, Ван Келлер вздохнул, понимая, то фейерверк неизбежен:

— А вот тебье, герр Крайнов, ещьё одно доказательство, что голова должна быть над сердцем, — он махнул рукой, разрешая впустить француза.

— Я добьюсь, чтобы вас всех в работы сослали, навечно! — вопил Гийом, непонятно к кому обращаясь, и уже в кабинете, увидев Степана, выбрал его:

— Мсье Крайнов, вы же разумный человек, вы не допустите самоуправства! — услышав, что один европеец отказывает ему в разуме, а другой — напротив, считает его носителем оного, бывший денщик не смог сдержать улыбку.

— Тише, тише, господин Гийом, — вмешался мажордом, — мы должны вести себья пристойно, какие бы обстоятельства…

— Я не с тобой разговариваю, чучело протестантское! Почему меня заперли, не дают работать, не пускают в кухню! Я что князю скажу? Что?

— Вы, сударь, сами признали свой ножик, — смог наконец вставить слово Степан, — а у нас, понимаете ли, ночью в подвале человека убили…

— Так почему вы не спросили меня, где я ночью был? — бушевал француз, — Я могу представить доказательства своей невиновности.

— И где же вы пребывали, господин Гийом? — вежливо спросил Ван Келлер.

— В своих покоях, отведённых мне его сиятельством, — гордо выпрямившись, ответил повар.

Солдат и мажордом переглянулись и пожали плечами, категорически отказываясь принять «пребывание в покоях» доказательством невиновности. Француз помолчал и многозначительно добавил:

— Не один. У меня находилась… дама.

— Кто именно, сударь, ибо дама сия должна быть допрошена немедленно, — как ни в чём не бывало ответил голландец.

— Вы знаете, истинный кавалер не может трепать имя… женщины! — Гийом одёрнул камзол и нервно взбил жабо. — Вы должны поверить мне на слово.

— Увы, — покачал головой Ван Келлер, — не можем. Убийство — дело серьёзное. И ваши… забавы, сударь, могут иметь к нему отношение.

Повар замялся — его душа разрывалась между правилами политеса и инстинктом самосохранения.

— Хорошо, — сдался он в конце концов, — только… я бы хотел, чтобы мсье Крайнов покинул ваш кабинет.

— С чего бы вдруг? — обиделся Степан. — Ни за что не уйду — мало ли что вы тут наплетёте!

— Ваше право, но… — на всякий случай француз отодвинулся подальше от окна, поближе к двери. — Со мной сей ночью была мадемуазель Катрин.

— Кто? — не понял Крайнов. — Ты об чём, мил друг, толкуешь?

— Полагаю, — совершенно серьёзно заметил Ван Келлер, — что господин Гийом говорит о вашей дочьери, так?