Юлиан Стрыйковский - Пришелец из Нарбонны

— Алонсо!

— Легче земле содомской и гоморрской, нежели вашему баррио. Проклятье рукам, что распяли Его… выдал брат брата, сын отца. Будешь ходить в ненависти у всех народов! Убийцы сына Божьего, немощь вашу Он взял на себя… говорит Исайя, говорит Священное писание. Он наш Мессия! Я несу вам жизнь беспечную здесь и искупление на том свете, отойди от них, они готовы предать, а вам велят умирать, вас ждет смерть. Я видел черного дьявола, он средь вас, приближается ко мне. Упал с неба, как молния. Пусть ударит в меня. Прольется кровь на пороге храма. Иерусалим! Убиваешь пророков, посланных к тебе. Не останется камня на камне. Евангелие от Матфея. Иисус воззвал: Шма Йисраэль, Адонай Элогейну, Адонай Эхад!

— Алонсо! Остановись!

— На колени! Обнажите головы, и к вам пришла благая весть, но слово не помогло, ибо не было связано с верой. Я несу вам избавление. Возьмите бремя мое, учитесь у меня, я стал тихим и кротким. А вам, фарисеи, горе! Говорит Исайя: ханжи, приближаете ко мне уста свои, а сердце же ваше далеко от меня. И вас обагрит кровь, пролитая на земле, от крови Авеля до крови храма Захарии, перед лицом алтаря. Не убнй! Разольешь море крови!

Алонсо закачался и окровавленный упал.

Над ним стоял Эли с высоко поднятым кинжалом.

Дон Энрике перевязал рану на левом плече Эли и натер ее бальзамом.

— Царапина, — сказал он и велел лечь в постель.

Боль в левом плече разлилась по всей спине и проникла в грудь.

Эли выпил вино, стоявшее возле постели, но оно не утолило жажды.

Первым появился Йекутьель.

— Не нужно ли чего вашей милости?

Эли покачал головой.

Жгучая боль, словно обручем, сковала грудь. Жар уходил к кончикам пальцев, чувствовалось, как отекает левая ладонь.

Он не слышал, когда ушел Йекутьель. Эли снова потянулся к вину. И застонал, так и не дотянувшись до кувшина. При каждом движении боль прошивала весь левый бок, пальцы левой руки онемели.

— Боже, что со мной происходит? — Эли еле сдерживал обжигающие слезы. Две горячие капли стекли по щекам.

В комнату вошел Альваро.

— Я разбудил тебя, Эли?

— Как хорошо, что ты пришел, мой дорогой, — Эли дал знак, чтобы тот наклонился.

— Слушаю тебя, Эли.

— Окажешь мне услугу?

— Я для тебя сделаю все.

Эли понизил голос:

— Позови Каталину.

— Каталину?

— Да, Каталину. Ты правильно понял. Прикрой меня плащом.

Эли то знобило, то снова пронизывало огнем. Он словно погрузился в морские волны, плавал, а мать на берегу кричала: «Эли, вернись! Вернись! Отец будет сердиться!» Потом лежал на горячем песке, как рыба, выброшенная из воды. Дышать было нечем. «Мама, дай мне воды». Мать, очень бледная, подошла к постели и упала возле него. Он почувствовал ее холодную ладонь на своем лбу.

— Эли, у тебя жар.

Это был Энрике.

— Так умирала моя мать.

— Ты звал ее.

— Дай мне пить.

Он почувствовал на губах терпкий обжигающий напиток. Пахло уксусом, гвоздикой и древесной камедью.

Эли поперхнулся.

— Что это?

— Против заражения. Это чудодейственное лекарство. Не одному спасло жизнь.

— Благослови тебя Господи!

— После этого снадобья ты уснешь. Сон — лучший друг больных.

— Можно попросить тебя кое о чем?

— Обо всем, что в моих возможностях.

— Пожалуйста, пришли сюда Каталину.

Дон Энрике положил ладонь на влажный лоб Эли:

— Усни, бедняжка.

Эли бредил, он проваливался в темную пропасть с влажными зелеными стенами. На дне лежал Алонсо в луже крови. В одной руке он держал зеленый крест, а в другой тайный листок. Алонсо читал: «Сколько бы ни срезали ветвей, сколько бы ни срубали крону — ствол остался, и он сохранится на веки вечные». Эли протянул руку к пергаментному свитку. Потом он долго бежал по городу. Вот пустой дом, он колотит кулаком в заколоченные двери и окна. «Нету никого, — плачет нянька Евлалия, — всех забрали, Хуану, малышку». Он скачет прочь на своей лошади. Быстрей, Лайл, прочь из этого города. Что есть духу в Нарбонну.

— Алонсо! Алонсо. У Хуаны лицо Мигуэля. Спасай малышку, Алонсо. Спасай ребенка! Теперь уже конец. Алонсо развел окровавленные руки. Мигуэль на костре. Спасайте малышку. Спасайте малышку Хуану, Алонсо. Я буду просить Бога, чтобы он подарил ей жизнь. Огонь закрыл лицо. Отдай тайный листок, Алонсо! Я прочел в синагоге лишь начало. Нафтали должен прочесть в баррио. Пошлю его отцу вместе с письмом. Письмо в переметных сумках. Помни, Дов. Отвезешь в Нарбонну. Лайл черна, как ночь. Отец сердился. Не хотел этого слышать, говорил, назови ее «Йома», что значит «День». Говорил: — Возвращайся скорей. Ты все думаешь, что ангелы с тобой играют. Подумай о невесте… Довольно бесстыдных забав!

У отца взгляд суровый, как у Алонсо. Когда мать была жива, он не был с нею добр. Потом жалел. Не захотел жениться. Лайл — это ночь. Дов с Каталиной сидят на лошади. Дов угрожает кинжалом, Каталина отталкивает его. Не бойся! Первый раз улыбнулась. Ему она никогда не улыбалась. Лайл громко заржала. Я назвал тебя грустным именем. Я предчувствовал, что ты привезешь меня к смерти. Отдаю тебя в добрые руки. Она даст тебе воды. Альваро, почему нет Каталины? Я ведь тебя просил. Вдовой будешь. Ни за кого не пойдешь замуж. Не ходи в монастырь! Берегись Алонсо! Два стервятника кружат над скалой. Выклевывают Алонсо глаза. Глаза хищной птицы. Мой отец был всегда добр ко мне. Купил мне коня. Я вел себя в путешествии хорошо. Не грешил. Разве это грех? За что Бог наказал меня? Не грешил. Убил Алонсо? Что сделал? Убил Алонсо. Алонсо, что ты сделал? Писарь тайных листков! Я верил в тебя, как в отца.

Железный крест давил ему на грудь, и было тяжело дышать…

Эли разбудил собственный крик. Он очнулся и посмотрел вокруг.

Каталины не было. Темнело, будто наступили сумерки. Неужели уже поздно? Еще недавно было утро, а точнее, день приближался к полудню. Так долго он спал?

Кто-то стукнул в дверь. Она открылась, и появился пес.

— Входи, Апион.

Собака тихонько залаяла и медленно попятилась назад.

Его прошила острая боль, когда он хотел поправить спадающий на пол плащ. Снова появился озноб. «Помни, уходят дни, помни, близится Суд, и что же ты скажешь, несчастный?» Почему никого нет? Он будет умирать в одиночестве…

Дверь приоткрылась. Кто-то подошел к постели. Лица Эли не узнал.

— Кто это? — спросил он ослабевшим голосом.

— Это я, Нафтали.

— Слава Богу.

— Я пришел пожелать вашей милости выздоровления. Трое моих товарищей тоже передают пожелания…

— Видишь, дружище, как он меня…

— Бог добр. Ваша милость выздоровеет.

— Где ты тогда был?