Юлиан Стрыйковский - Пришелец из Нарбонны

— Все ли души ждут то же самое?

— Не понимаю.

— Куда идет грешная душа?

— Грешной души не бывает. Грешно тело, самая низкая часть души.

— Для кого предназначен ад?

— Что значит ад, коли душа не чувствует боли?

— Если нет ада, значит, нет и рая.

— Ты делаешь ошибочные выводы из верных посылок. Разве существование добродетельных людей зависит от существования грешников? Разве не может быть города, где живут лишь одни добродетельные? Разве пришествие Мессии не наступит именно тогда, когда на свете будут лишь одни добродетельные? Рай может существовать без ада, что не значит, что ада нет. Темнота — это отсутствие света, холод — отсутствие тепла, зло — отсутствие добра. Но рай — это нечто большее, чем отсутствие ада, чем противоположность ада, нечто гораздо большее. Ад не может быть отсутствием рая, противоположностью рая, но нечто меньшим, значительно меньшим.

— Выходит, что грешников не ждет наказание?

— Все мы грешники. У одних самая нижняя часть души, наиболее телесная, которая находится под брюшной преградой, как губка насыщена грехом, она разрастается и выталкивает обе верхние части души. Эти люди — самые большие грешники. У меньших грешников преобладает верхняя и наивысшая часть души, которые недоступны греху. Наинизшая часть души идет в ад.

— И чувствует боль?

— Что значит боль? Это отсутствие блаженства. Тело может чувствовать боль или приятные ощущения, а душа — счастье. Душа не чувствует боли.

— Если она не чувствует боли, то как может чувствовать счастье?

— Не могу вместо слова «чувствовать» найти такое, которое можно было бы применить к душе. Это иная сфера. Расстояние между небом и землею. Слово «счастье» подходит здесь более всего. Человеческая речь увечна, она не в состоянии выразить совершенство духа.

— Что такое дух? Что такое душа?

— Ты задаешь трудные вопросы. Согласно Каббале — это вторая часть души. Но сказано: «И дух Божий носился над водою» [159] «И дух Божий носился над водою» — Книга Бытия, 1, 2. . Еще не было человека, еще не было души, расколотой на три части. Обращусь к иным познаниям, с которыми кое-кто хочет связать Каббалу кровными связями. Все науки близки по духу, ибо исходят из одного разума. Так же, как все люди — родственники друг другу, ибо происходят от Адама. Согласно этой науке, Бог создал свет не сам, а только с помощью порожденной Им Творческой сущности, о которой я только что говорил. Это и есть тот дух, который носился над водой.

— Я предпочитаю Бога, — голос Эли оборвался, — не хочу посредников.

Он лежал с открытыми глазами. Лихорадка потихоньку утихала, и снова поднимался жар. С большим трудом он поднял свинцовые веки. Он не хотел спать. Хотел видеть того, кто за ним придет. Он боялся умереть во сне. Издалека доносились незнакомые голоса, зовущие куда-то…

— Ваша милость, — это был голос Йекутьеля, — каплан Менаше Га-Коэн и левит Моше бен Элиша пришли, дабы пожелать тебе выздоровления.

— Желаю тебе здоровья, сын мой, — это был голос каплана Менаше Га-Коэна. — Я пришел тебя благословить

— Желаю тебе выздоровления. Дай Бог тебе здоровья, дон Эли, — присоединился к пожеланиям левит.

Эли кивнул головой. Он хотел пошевельнуться, чтобы опереться о деревянное изголовье кровати. Но закусил от боли губу.

— Я пришел тебя благословить, — повторил Менаше Га-Коэн.

— Не осудить?

— Нет, — ответил Менаше Га-Коэн.

— Но в синагоге кровь.

— Не твоя вина, сын мой.

— Спасибо, рабби. — Эли замолчал. — Месть инквизитора?

— Ты знал об этом, а все-таки… ничто тебя не остановило, — сказал левит Моше бен Элиша. — Не понимаю.

— Бог поймет, — Менаше Га-Коэн сделал успокаивающее движение рукой.

— Да, — Эли старался говорить громче, — народ поймет.

— Что это значит? — удивился левит Моше бен Элиша.

— Народ с оружием, — проговорил Эли.

— Кто ему даст оружие? — спросил Менаше Га-Коэн.

— Но этого мало, рабби Менаше.

— Мало, — признался Менаше Га-Коэн.

— Вождь нужен, рабби Менаше.

— Бог лишил меня глаз, как же мне вести народ?

— Подкрепить словом…

— Сделаю это, сын мой.

— Убедить, что правильно поступает.

— Все сделаю, сын мой.

— Когда грозит уничтожение, народ становится ясновидцем…

— Бог его просвещает.

— Народ рождает вождей, когда нужда.

— Все сделаю, сын мой. Бог даст мне силы.

— Знаю, то, что я сделал… страшно.

— Если бы ты этого не сделал, это бы значило, что народ уже мертв.

— Благодарю, рабби…

Эли почувствовал на своих щеках холод пальцев. Потом руки скользнули на лоб.

— Будь благословен, Эли…

— …бен Захария ибн Гайат, — подсказал Йекутьель.

— Дай Бог тебе здоровья, дабы смог ты вернуться к себе на родину и в отчий дом. Дабы имя твое разнесли по свету благодарные уста народа. Пусть память о тебе никогда не умрет, — каплан начал тихо шептать, все тише и тише, так, что Эли уже ничего не мог понять.

Это была та самая молитва, которую отец прочел над умирающей матерью.

Перед уходом Йекутьель дал выпить лекарство. Уже не жгло. Йекутьель вытер ему щеки. Эли не чувствовал, как питье стекало из уголков рта.

…Он сидел за столом над большой книгой. Его учитель, Ицхак бен Тордо, кричал: «Лентяй! Кто из тебя вырастет? Повтори еще, и еще, и еще раз! Сегодня пятница, а ты не знаешь ни одного столбца Авота [160] Авот , или Абот — «Поучения отцов». Так называется небольшой по объему, но ценный по содержанию трактат Мишны, представляющий собой древнейший сборник изречений и афоризмов религиозно-нравственного содержания. . Дни бегут, на носу суббота. Что ты расскажешь отцу?»

Эли снова очнулся и почувствовал, что кто-то стоит у изголовья.

— Кто это?

— Это я, Каталина.

— Каталина, я ослеп.

Каталина ничего не ответила.

— Почему ты так долго не приходила?

— Я пришла.

— Я звал тебя несколько раз.

— Мне никто не передавал.

— Ты пришла сама?

— Да.

— Сядь здесь, рядом со мной.

Каталина села на край постели.

— Не покидай меня. Держи меня за руку. Далеко ли до вечера?

— Да, далеко.

— Значит, я умру еще сегодня.

— Не умрешь.

— Будь со мной и скажи: иди…

— Эли!

— Мне кажется, что Ангел смерти уже пришел. Не плачь, Каталина.

— Я не плачу.

— Так должно было быть.

— Дорогой мой…

— Каталина.

— Я позову дона Энрике.

— Не надо.

— А может, все-таки…

— У него своих несчастий хватает.

— Может, дать тебе пить?

— Почему он не прижег раны?

— Пей.

Эли глотал воду. Тоненькие струйки стекали из уголков рта. Каталина вытерла их ладонью.

— Пойду за доном Энрике.

— Не оставляй меня. Я умираю, Каталина.

— Нет! Я буду просить свою покровительницу. Она меня услышит. Она всегда мне помогала в несчастий.