Серж Запольский - Достояние Англии. Книга 2. Мёртвая рука капитана Санчес

Но те и не думали сопротивляться: они попадали на пыльную землю, побросав свои мечи и кожаные щиты, и лежали так до тех пор, пока их ногами не растолкал Платон.

Скоро все собрались и двинулись дальше.

****

Капитан ощутил смутное беспокойство.

Он первым понял, а за ним почувствовали и матросы, что уровень земли стал чуть-чуть понижаться. С виду было всё, как и прежде – камни, песок, барханы, и снова барханы, и снова камни, всё было, как всегда, и всё-таки поверхность земли уходила из-под ног с небольшим креном… «Начинается Гуэль-эр-Ришат. Вмятина шайтана», – подумал капитан, но особо рассуждать было недосуг: день близился к вечеру.

Он сам, не доверяя теперь проводникам, выбрал место лагеря для ночлега и приказал «отдать якорь». Верблюдов разгрузили и стреножили, матросы стали готовить ужин. Кочевники со своим котлом суетиться больше всех, изображая полную безмятежность после своего утреннего бунта.

За ними исподтишка следил доктор Легг.

– Проголодались? Крольдики сумчатые! – проворчал он злорадно.

– Что такое «крольдики сумчатые»? – спросил у Платона Бонтондо, заинтересованный новым английским словом.

Платон спросил у доктора. Тот смутился и ответил:

– Скажи ему, что это наше английское хищное животное. Да, так и скажи – очень страшный хищник… Вроде их льва или крокодила.

Доктор густо покраснел и глянул, смущённо моргая, на мистера Трелони.

Тот в это время снял башмаки и с ужасом рассматривал ноги. Ноги были красные. Ботондо улыбнулся и протянул ему мешочек. Мистер Трелони взял мешочек и развязал. Пробормотал недоумённо:

– Зола какая-то.

– Что, Ботондо? Зола от помёта молодого крокодила? – спросил капитан, улыбаясь, он сидел на земле и писал путевой журнал.

Платон перевёл.

– Нет! – ответил Ботондо, по нему было видно, что он искренне огорчён дремучестью белых людей, он даже улыбаться перестал и округлил глаза. – Нет, это зола от корней зизифуса! Надо сыпать на ноги.

И он пошёл прочь, улыбаясь и повторяя себе под нос слово, которое его покорило:

– Джентль-мен… Джентль-мен.

После ужина совсем стемнело. Англичане устали, держались настороже и шатры сегодня решили не разбивать, хотя резко похолодало. Стреноженные верблюды мерным звуком своих бубенцов навевали успокоение. Назначив вахтенных на ночь, капитан лёг и накрылся с головою шерстистой аббой. Она пахла чем-то деревенским, ласковым, а ещё знойным песком и какой-то горькой травою. И сразу измученное за день тело разнежилось душно-душистой истомой, убаюкалось в сладкой дрёме.

Спят усталые путники. Только посвистами заливается сухой холодный ветер, метёт африканской мутью, сыпет песчинки вахтенному в рукава, в лицо, за шиворот. Ёжится вахтенный и набрасывает на себя аббу, и сразу становится тепло стылому телу, перестаёт колоть ледяными иголками, только глаза сами собой слипаются.

Ночью капитан по старой, выработанной годами привычке, просыпался точно к смене вахтенных, но к утру крепко заснул и ему приснился сон.

Он шёл по улице. Было раннее утро, рассветало, и на этой широкой, просторной и пустынной улице стояла предрассветная синяя мгла. Вокруг него ходили люди, только их было не много. Он ощущал их присутствие и видел их, как бы боковым зрением видел, но рядом с ним, вместе с ним, в одну сторону с ним никто не двигался. Дэниэл шёл по улице и с ужасом понимал, что не знает ни какой сегодня месяц, ни какой сегодня день, ни сколько сейчас времени. Ну, не спрашивать же у людей, подумал он и поправил рукой правую грудь, выскочившую в вырез одежды. Грудь была большая, белая, женская. Вокруг соска чернел пучок длинных, шелковистых и мягких волос… «И почему мы не купались в море все последние дни», – подумал он… Надо сходить на море хоть сегодня, до отплытия…

Он подошёл к мужчине, сидящему на каком-то витиеватом кресле у стены высокого дома, и спросил:

– Который сейчас час?

– Девять часов, – ответил мужчина, почему-то поднеся левую руку к лицу и посмотрев на наружную сторону запястья, туда, где у всех моряков обычно болтается обтрёпанная от долгих скитаний чёрная перевязь.

Потом он поднял глаза на Дэниэла и добавил:

– Наше время отстаёт от реального на целый час.

И тут капитан проснулся – его разбудили отчаянные крики Бена Ганна. Капитан тут же сгруппировался и сел, хватаясь за пистолет и озираясь по сторонам.

Ему сразу стало всё ясно без объяснений – кочевники сбежали.

– Где верблюды? – кричал Бен Ганн, охаживая вахтенного ногами по чему придётся. – Верблюды где, твою мать? Спать?.. Спать на вахте? Убью, зараза! Задавлю! Как же мы теперь пойдём?.. Ведь сдохнем же в этих песках! Сдохнем же, понимаешь? Ты же первый сам и сдохнешь! И мы из-за тебя, криворылой скотины!

Вахтенный не сопротивлялся. Он только закрывал голову руками. На лицах команды была обречённость: у них не осталось ни воды, ни продовольствия, ни мушкетов. Увидев капитана, Ганн перестал кричать, тяжело переводя дух.

– Всё-таки сбежали… Ети их в душу! – пробормотал капитан по-русски и, поморщился, как от зубной боли. – А надо было всё же вчера одного пристрелить.

Он огляделся. Вокруг, сколько хватало глаз, в ясном свете нарождающегося дня виднелся один песок.

– Не помогло бы… Уж очень вы их напугали волшебной трубкой нашего доктора, – буркнул мистер Трелони.

Капитан глянул на него жёстко.

– Хорошо хоть не убили. И мешки наши оставили, что под головами были, – ответил он и тут же скосил глазами в сторону вахтенного. – Макнуть бы тебя башкой в смоляную бочку!

Капитан пошёл по следам верблюдов. Платон двинулся, было, за ним, но тот, сердито отмахнувшись рукой и пройдя ещё немного, повернул обратно.

– Догонять их теперь бесполезно. Они уже чёрт знает куда ушли, – проговорил он. – Будем идти вперёд по компасу. Нам до места осталось немного. По дороге мы можем кого-нибудь встретить. Позади – уж точно нет ни единой души…

По мере того, как он говорил, его голос становился решительнее, в нём уже слышалось упрямство, но потом капитан запнулся и проговорил:

– Но Бонтондо… Бонтондо тоже удрал. Не понятно.

– А чего тут понимать? Смылся наш Бонтондо! – воскликнул доктор. – Без зажигательного стекла смылся… Я уже посмотрел в своём мешке – лупа на месте.

– Нет, здесь что-то не так… Не мог он смыться, я знаю, – ответил капитан.

И они пошли по пустыне: капитан впереди, за ним – все остальные. Идти по песку было легко, надо было только ставить ногу на всю ступню сразу и не идти след в след – на поверхности песка, утрамбованной, уплотнённой постоянными ветрами образовалась плотная корка, наподобие снежного наста. Но если кто сбивался на привычный шаг, то сразу проваливался по щиколотку. Вскоре они пошли через высохшее солёной озеро, и под их ногами и далеко впереди, сколько хватало глаз, искрилась соль.