Валентин Курицын - Человек в маске

В сенях послышалась возня.

— Кто там? Кого надо? — раздался за дверью шамкающий старушечий голос.

— Дома барышни?

— Дома… Да кто спрашивает?

— Не узнала по голосу, старая кочерга! Это я, Салатников! Отворяй живее — с толстыми карманами приехали! Зажигай огонь, а я пойду калитку отворю!

Коко поспешил к калитке и, открыв ее, вышел на улицу.

— Пожалуйте, господин честной, — отнесся он шутливым тоном к Гудовичу. — Врата Эдема открыты! Шествуйте! Я отдам извозчику, у меня есть мелочь.

— Покорнейше благодарим, барин, — пробормотал извозчик, получив полтинник.

…Наши герои двинулись во двор, причем Коко заботливо запер за собой калитку. В сенях их встретила какая-то старуха, закутанная в платок, со свечой в руках.

— Здравствуй, Филатовна, — небрежно кинул ей Коко. — Разбудила девиц-то?

— Здравствуйте, батюшка, Николай Митрофаныч! Давно не были у нас, сокол ясный. Миночка уж на картах про вас загадывала… Что-де нейдет мой любезный… Охо. хо, хо! Буран знать, на дворе-то?

— А пельмени есть, старуха?

— Есть, батюшка, есть… Пожалуйте…

— Что это вы, Коко, так разгулялись? — насмешливо спросила Роза.

Она изменила теперь мнение о спутнике Салатникова и думала, что последний привез к ним на самом деле денежного «гостя» и хочет гульнуть за его счет.

— Известно, чужих денег не жалко…

— С выигрыша, Розочка, с выигрыша! — весело ответил Коко, бесцеремонно обнимая за талию старшую из сестер.

Миночка сделала слабое движение в сторону, отводя руку своего нетерпеливого возлюбленного.

— Коко, не шалите, — шепнула она ему, в то же время изгибаясь томно молодым пышным телом. Близость любовника волновала ее.

Соединенными усилиями Филатовны и Розы на столе были водружены бутылки с шампанским и коньяком. Тут в дело вмешался Коко.

— Постойте, господа! — соскочил он с дивана. — Мне пришла в голову чудесная мысль. Филатовна, есть у тебя пустое ведро?

— Как не быть? Есть…

— Пойдем, давай его. Я притащу снега. Поставим бутылки в ведро со снегом и поставим в сени. Живо замерзнут!

— Блестящая мысль! — поддержал Гудович.

Пока Коко хлопотал с замораживанием вина, а Мина отправилась на кухню позаботиться о пельменях, Гудович с Розочкой чинно рассматривали большой альбом фотографических карточек, лежащий на преддиванном столике. Альбом был в изящном и дорогом переплете, с серебряными украшениями и застежками, очевидно, подарок какого-нибудь ухаживателя. Гудовича поразило в альбоме обилие мужских фотографий. Здесь фигурировали и военные всех видов оружий, и гимназисты, и студенты, и просто штатские. Попалось несколько фигур в трико, с обнаженными мускулистыми руками, с толстыми шеями и тупым взглядом.

— Цирковые атлеты, — пояснила Роза на безмолвный вопрос Гудовича.

— Все ваши знакомые?

— Да…

Гудович разочарованно посмотрел на свою собеседницу.

— Однако… — подумал он.

В гостиную вернулся Коко. Он нес бутылку шампанского и поднос со стаканами.

— Баша любезная сестрица сделала из меня импровизированного лакея. Ну, ничего. Надеюсь, что хорошо получу на чай!… Что это вы, альбом рассматриваете?! Покажи ему, Роза, портрет своего первого любовника.

Болтая таким образом, Салатников раскупорил бутылки, налили стаканы, влив предварительно коньяку и дополнив шампанским.

— Миночка! — крикнул он. — Идите пить, Филатовна и одна там управится.

Старшая сестра присоединилась к обществу.

— Провозглашаю тост за здоровье наших очаровательных хозяек! — галантно изогнулся Гудович, поднимая стакан.

Барышни отпили немного и поморщились.

— Всегда этот Коко что-нибудь выдумает. Кто же мешает шампанское с коньяком?!

— Великолепная смесь, если хотите знать. Пейте смелее!

Первая бутылочка была осушена скоро. Разговаривали мало. Даже словоохотливый юноша примолк на время и сосредоточенно тянул изобретенную им «великолепную» смесь… Приятная теплота широкой волной прошла по всему организму Гудовича после двух стаканов выпитой смеси. Он ласково и несколько нагло смотрел на тонко очерченный профиль Розочки, наблюдая, как поднимается ее молодая, еще не развитая грудь, нежно белеющая в разрезе малинового халатика. Она же мало обращала внимания на эти бесцеремонные взгляды и была занята шампанским. По мере того, как она пила, щеки ее розовели, и глаза принимали томное, манящее выражение.

…Были поданы пельмени, но ни Гудович, ни сестры не прикоснулись к ним. Один Коко оказался на высоте положения. Он основательно закусил, комментируя вслух:

— Нужно подкрепиться, силы мне понадобятся!

Мина ударила его по плечу веером.

— Не говори глупостей!

Когда покончили со второй бутылкой, настроение у всех значительно повысилось. Охмелевшая и разнежившаяся Миночка теперь уже беспрепятственно позволяла Коко обнимать себя. И Коко, разумеется, не терял времени. Он в деле «предварительной рекогносцировки», по его выражению, показывал, положительно, чудеса. Он то щипал, то щекотал свою соседку, сопровождая свои смелые телодвижения самыми невинными улыбками.

Розочка откинулась на спинку кресла и, полузакрыв глаза, наблюдала за ними, медленно глотая одуряющую смесь. Выпитое вино и соблазнительный пример сидящей на диване парочки волновали ее привычным желанием. Горячая восточная кровь предков сказывалась в ней. Ей начинал нравиться Гудович, и казалось странным, что он так холоден с ней… Отнеся это к застенчивости, Розочка, не долго думая, смелым и красивым движением подняла свои ножки в ажурных чулках и положила их на колени Гудовичу. Тот даже ошалел от неожиданности: такая разнузданность вакханки совершенно не отвечала его представлению о девушке с глазами Мадонны…

— Нравятся вам мои… туфли? — лукаво улыбнулась Розочка.

Гудович, вместо ответа, обнял ее гибкий и привычно послушный стан.

— Вы очаровательны… Я в восторге от нашей встречи…

…Коко отчаянным жестом хлопнул сразу полстакана коньяку и обратился к своей подруге:

— Миночка, вы хотели показать мне наше новое зеркало… Пойдемте!

— Ох, я совсем пьяна! Даже голова кружится.

Любящая парочка исчезла за перегородкой спальни.

…Прошло несколько минут… Роза, плотно сжав ярко-пунцовые губы, странно выделяющиеся на бледном лице, посмотрела на Гудовича затуманившимся взглядом и потянулась к нему…

На другой день после кутежа с томскими гейшами Гудович чувствовал себя не особенно хорошо: болела голова и мучило неприятное сознание, что из кармана уплыла порядочная сумма… Кое-как освежившись холодной водой и сифоном сельтерской, наш герой оделся и отправился к Огневу. Надежда получить хорошее место в громкой золотопромышленной компании действовала на него ободряющим образом. Подходя к дверям гостиницы, он был совершенно бодр и свеж… На этот раз Огнев встретил его значительно любезнее, чем в предыдущий визит: предложил стул, подвинул раскрытый портсигар и заговорил самым добродушным тоном: