Валентин Курицын - Человек в маске

Этот откровенный циничный тон заставил Гудовича поморщиться.

— Вот какой я план придумал, — продолжал Коко. — Сейчас он сидит в биллиардной, смотрит игру. Я пойду туда, а через некоторое время приходите и вы, разумеется, и виду не подавайте, что мы знакомы. Придите, будто с целью сгонять партийку. Я предлагаю вам как незнакомому сыграть со мной. Вы проигрываете мне при средней игре так, чтобы на биллиарде шара три осталось. Понимаете? Затем вы отказываетесь играть со мной, делая вид, что раскусили мою игру. Тогда я предложу выиграть господину Зорину, этому купцу. Он, понятно, играть не станет. Тогда вмешаетесь вы и предложите ему сыграть с вами. Вперед не давайте и с него не просите. Партии две ему отдайте. Контровую возьмите. Потом еще партию отдать, только так, чтобы в последнем шаре… Затем уже лупите вовсю. Доводите до шара и… Кран-кен!

Остроумный юноша выразительно щелкнул пальцами.

— Впрочем, что это я вам расписываю! Ученого учить — только портить! Итак, значит, решено!

Гудович молча кивнул головой.

— Выручка, разумеется, пополам… Кстати, не нужно ли вам денег на «затравку»?

— Нет, у меня есть.

— Ну, и прекрасно, что есть… Так вы через полчаса приходите, а я пойду сейчас.

Коко исчез… Чтоб не тратить даром времени, Гудович попросил себе обед. Ему подали холодноватый суп с черствым пирожком и котлеты с запахом сала.

— Удовольствие это стоит шестьдесят копеек, — подумал он, — а катар желудка можно приобрести бесплатно!

Расплатившись за обед, он прошел в биллиардную комнату. Здесь было душно и сильно накурено. Электрические лампочки под большими зелеными абажурами ровным мягким светом заливали биллиарды… Из трех биллиардов, стоящих в комнате, был свободен только один. Резкое щелканье шаров и возгласы маркера иногда сменялись тишиной: кому-либо из играющих предстояло сделать интересный шар. Тогда игроки, маркер и публика, сидящая на боковых скамьях, напряженно следили за биллиардом… Гудович рассеянно смотрел крутом, и, подойдя к доске, на которой записываются очереди желающих играть на биллиарде, чиркнул свою фамилию. В этот момент Коко, сидящий в качестве зрителя, предложил Гудовичу вежливым тоном незнакомого человека:

— Вы, кажется, записались на очередь? Но вам долго придется ждать. Не желаете ли сыграть со мной, сейчас как раз моя запись?

— Но я не знаю вашей игры!

— Видите ли, — начал Коко, выбирая себе кий, — на моей стороне, есть, конечно, некоторое преимущество, а именно: привычка к биллиарду. Вы же, кажется, здесь человек новый.

— Да, я еще ни разу не играл на этом биллиарде.

— А потому, чтобы не было вам обидно, я дам вам пятнадцать очков вперед.

— Что ж, попробуем, сгоняем партию, — согласился Гудович, прекрасно выдерживая взятую на себя роль.

Коко постучал кием.

— Шары! — скомандовал он маркеру.

— На сколько играем? — осведомился он у своего партнера.

— Да, я думаю, для начала по рублику поставим, — скромно ответил Гудович.

— Разбивайте! — предложил ему Коко начать партию.

…Обычные посетители биллиардной с любопытством следили за ними: слава Коко, как прекрасного игрока, была им известна…

Все было разыграно как по нотам. Проиграв одну партию Салатникову, Гудович сделал недовольную мину и решительно отказался играть далее.

— Будет с меня! — кратко, но многозначительно ответил он на предложение Коко продолжать игру. Последний небрежно опустил в жилетный карман выигранный рубль, пожал плечами и с деланно скучающим видом вышел из биллиардной.

— Видно птицу по полету, — процедил сквозь зубы Гудович, ни к кому, собственно, не обращаясь, — должно быть, хлеб свой ест на биллиарде!

— Я этого фрукта знаю… Игрывал с ним! — отозвался один из зрителей, наблюдавших за игрой. Невысокого роста, коренастый брюнет, одетый в темную пиджачную пару и лакированные сапоги. По жилету у него была пущена массивная золотая цепь с множеством брелоков.

— А что… профессионал?

— Вроде того…

— Досадно, право, что приезжий человек, не знающий никого в городе, обычно делается жертвой своего пристрастия к биллиарду, — спокойным, выдержанным тоном начал Гудович, садясь на скамейку рядом с заговорившим с ним брюнетом. — Вот лично я про себя могу сказать: при каждом моем приезде в незнакомый город обязательно налетишь на какого-нибудь молодца и проиграешься. Охота пуще неволи! Как говорит пословица. И верно: поиграть хочется, а знакомых нет!

— Это вы, господин, правильно говорите. Мы тоже от эфтой самой охоты немало денег порастрясли, — добродушно заметил брюнет в лакированных сапогах.

— Что касается меня, то я теперь уже привык с первой партии узнавать игрока-профессионала. Много от меня не поживутся! — уверенно заявил Гудович, уже догадавшийся, что с ним разговаривает не кто иной, как сам Зорин, про которого ему говорил Коко. После небольшого молчания брюнет вежливо обратился к Станиславу Андреевичу:

— Извините, господин, как я сам, значит, любитель покатать шары, и вы, похоже, тоже не прочь зфтим побаловаться, то не сыграем ли мы с вами?

Гудович с душой улыбнулся.

— Что ж, пожалуй, сыграем! — нарочно выдержав паузу, ответил он.

— Мы тоже люди приезжие. Знакомства здесь, признаться, мало имеем. Вечер-то делать нечего, от скуки хочется побаловаться малость.

— Виноват! — сделал Гудович красивый жест, — у меня есть обыкновение — с незнакомыми не играть, а поэтому… позвольте представиться!

Он вынул из бумажника визитную карточку и с вежливым поклоном передал ее брюнету. Тот даже растерялся от неожиданности. Он вертел карточку в руках и смущенно бормотал:

— Очень приятно-с! Очень приятно-с! Будем знакомы… Только вот эфтой штуки при мне не имеется… Разрешите уж так… попросту, значит… Зорин фамилия наша… из Мариинска мы… по торговой части… Здесь же, в «Европе» и стоим…

Гудович вновь поклонился и распорядился поставить шары.

— Рублика на три? — спросил Зорин, выбирая кий.

— Отлично! — ответил Гудович.

— Как же иначе? Нам друг друга обманывать не гоже. Посмотрим, как игра обозначится.

Первая партия была сыграна вничью. Затем все пошло так, как и было предположено Гудовичем и Коко заранее. Короче говоря, часам к двенадцати ночи Зорин был в проигрыше рублей на сто. Играя, он горячился, увеличивал ставки, сердито плевал при проигрыше и неистово мелил кий. Оба они, и Зорин, и Гудович, порядочно устали от такой продолжительной игры. Они были давно в одних жилетках, то и дело обтирали пот. Воздух в биллиардной, наполненной густыми клубами дыма, был невозможен. Нечем было дышать.

— Тьфу! Матери твоей черт! — озлобленно плюнул Зорин, безнадежно махнув рукой. — Сам себя зарезал: над самой лузой шара подставил… Эх, не умеешь играть, не берись!