Валентин Курицын - Человек в маске

…В таком положении находились дела нашего героя, когда приблизилась долгожданная пора выхода из института… За последние дни года Станислав Андреевич манкировал институтом: пропускал лекции, редко бывал на практических занятиях, проводя время в обществе своего богатого приятеля. Не мудрено, конечно, что оба они с треском провалились на экзаменах. Инженерские дипломы стали для них недосягаемой мечтой.

Граф не особенно печалился этому обстоятельству и решил ехать за границу, в Силезию, с целью окончить курс в тамошней горной академии. На беду Станислава Андреевича незадолго перед экзаменами между ним и его покровителем произошла размолвка. Яблоком раздора послужила, как это часто бывает среди молодых людей, женщина — хорошенькая продавщица шоколада в кондитерской на углу Большой Морской и Невского. Разумеется, Гудович скоро спохватился и поспешил уступить место вельможному богачу, но тем не менее, последний не мог простить ему этого обстоятельства.

Положение нашего героя становилось плачевным. Проводив за границу своего богатого «друга» и призаняв у него всего лишь сотню рублей, врученных и то с презрительной усмешкой, наш щеголь-белоподкладочник остался, что называется, при пиковом интересе. Остальные знакомые студенты тоже разъехались из Петербурга. Гудович тогда опомнился и решил действовать энергически. Чад кутежей и бесшабашного разгула прошел, и здравый смысл подсказал ему, что делать дальше… Для начала он ликвидировал свое насгоящее положение в свете. Попросту говоря, он потихоньку распродал из своих вещей все, что было наиболее ценно, и затем улетучился навсегда из того фешенебельного района, где обитал в последнее время, оставив неоплаченными долги и хозяину меблированных комнат, и портным, и извозчикам-лихачам…

Вынырнул он вновь на противоположном конце города, на восемнадцатой линии Васильевского острова. Здесь он снял себе маленькую комнатку «от жильцов» и, рассчитав, что имеющихся у него денег при скромной жизни хватит на полгода, зажил по-новому. Блестящий студент, в былые дни катавшийся на резиновых шинах дорогих лихачей, теперь скромненько ходил пешком и удовлетворял свой голод не дорогими обедами от Кюба, а дешевой колбасой и ситником из молочной лавочки. Тем не менее наш герой не падал духом. Он смотрел на такую перемену обстоятельств, как на нечто временное, преходящее…

— Ничего, — утешал он себя, — все это забудется. Нужно только выждать момент и не зевать! Довольно перенес лишений в детстве, будет с меня издевательств «богатых и сильных мира сего», вроде моего последнего приятеля, черт бы его побрал. Меня вышвырнули за борт, как надоевшего шута. Хорошо, голубчик, это я тебе припомню! Да и вам всем, мои недавние друзья, шалые светские люди, ходячие манекены! Вы щеголяете в костюмах, сшитых в кредит, и чванитесь мыслями, взятыми напрокат из последнего номера бульварной газеты! При встречах со мной вы задираете носы и глядите в сторону. Хорошо же, будет и другое время, о, я знаю! Вы все будете в восторге от возобновления нашего прежнего знакомства, ибо я буду богат. Я поклялся разбогатеть во что бы то ни стало, и я сдержу свою клятву!!!…А пока… терпение… терпение…

Проникнутый такими широкими планами, он, однако, ограничивался пока мероприятиями мелкими. Стал посещать всевозможные темные уголки столицы, где только играют на биллиарде. Заводил знакомства с маркерами, с постоянными посетителями пивных и трактиров и мало-помалу утилизировал свое артистическое мастерство и понимание игры. В кругу мелких аферистов и биллиардных игроков Гудович стал своим человеком. Нашлись даже такие антрепренеры, которые предлагали ему одеть его за свой счет на свой страх и риск в модный костюм и познакомить под видом приезжего из провинции с одним известным в Петербурге любителем биллиарда, да на беду нашего героя этот богатый любитель знал его еще студентом, в дни широких попоек с графом. Так что задуманный план пришлось отложить.

Гудович и его компаньоны старались наверстать в других местах, не брезгуя рублями и полтинниками из карманов мелких чиновников, подгулявших купчиков и тому подобного люда. Станислав к этому времени сделался бесспорно великолепным игроком и в совершенстве постиг тонкости шулерского мастерства. Его учитель и наставник в этом деле, старый пьяница, маклер, когда-то выигрывавший тысячные куши и разъезжавший по России в вагонах первого класса, а теперь снискавший себе пропитание службою в грязном трактиришке, часто, говаривал ему:

— Ну, Станислав, теперь у тебя деньги все равно что в кармане. Покуда свой удар сохранишь, сыт и пьян завсегда будешь… А с умом — и деньгу наживешь. Не забудь тогда и меня, старика!

Но у Гудовича зрел более широкий план. Он сошелся с одним маленьким служащим из канцелярии института, уговорил его достать бланк аттестата за подлинной печатью, образцы почерков директора и некоторых лиц из педагогического персонала. Когда это было доставлено, Гудович при благосклонном содействии «сих дел мастера», которых в столице не искать стать, сделался обладателем диплома на звание горного инженера по первому разряду. Размыслив, что теперь ему нечего делать в столице, Гудович направил свой путь на Восток… Стоя на площадке вагона и жадно всматриваясь в синеющую даль неизвестной ему страны Сибири, Гудович бесповоротно решил, что назад, за Уральский хребет, вернется лишь не раньше, как по приобретении кругленького капитальца.

— На наш век дураков хватит! А в Сибири их еще непочатый угол! — думал этот авантюрист, подъезжая к Томску с поддельным дипломом и несколькими десятками рублей в кармане, с легким чемоданчиком в руках.

…На другое утро, после вечера, проведенного в «России», Станислав Андреевич проспал бы, вероятно, очень долго, но его разбудил настойчивый стук в дверь номера.

— Кто там? — высунул голову из-под одеяла Гудович.

— Десять часов уже… Вы велели разбудить, вставайте, барин! — послышался за дверью голос горничной.

— Хорошо, приготовьте самовар, — отозвался Станислав Андреевич, вспоминая, что ему сегодня нужно побывать у Огнева.

Быстро одевшись и освежив лицо холодной водой, он вооружился головной щеткой и, став перед зеркалом, начал приводить в порядок свою прическу, делая это с таким искусством, которому позавидовал бы, пожалуй, не один томский жунфер. За этим занятием его застала горничная, принесшая самовар.

— Булку к чаю прикажете взять?

— Да, пожалуйста! — рассеянно ответил Гудович, не оборачиваясь от зеркала.

Горничная не уходила из номера. Она смущенно перебирала передник и, видимо, затруднялась с чего начать.