Валентин Курицын - Человек в маске

— Авось, кривая вывезет, — успокаивал он себя, — может, в другой раз удастся.

Так или иначе, прежде чем окончательно уйти из цирка, он решил еще раз пройтись по фойе, поискать среди публики свою жертву. Не сделал он и двух шагов, как над его ухом раздался чей-то голос, до странности напоминавший голос атамана. Кто-то односложно произнес:

— Он здесь.

Козырь быстро посмотрел вокруг себя, надеясь увидеть того, кто это говорил. Но вокруг была такая давка, что определить человека, сказавшего вышеприведенную фразу, не было никакой возможности. Относилась ли эта фраза к Семену, или же тут произошла какая-то случайность, последний не мог сказать положительно. Тем не менее он, подчиняясь какому-то смутному предчувствию, вновь пошел в цирк и, к великой своей радости, увидел, наконец, среди публики, толпившейся в проходе, крупную, характерную фигуру Бесшумных.

— Ну, теперь, голубчик, ты от меня не уйдешь! — пробормотал Козырь, наблюдая, куда сядет Савелий Петрович.

— Теперь бы только Филька не сплоховал со своей лошадью, а уж я маху не дам.

Музыка заиграла меланхолический вальс. С резким шипением вспыхнули два матовых фонаря под потолком цирка. Глухо волновались черные ряды амфитеатра и галереи. В этот вечер был полный сбор, яблоку, что называется, упасть некуда. Никому, конечно, из сидящей здесь публики и в голову не приходило, что здесь же, отделенные друг от друга дощатым барьером, сидят два человека, из которых один не увидит завтрашнего утра. Кровавое злодеяние, обдуманное в голове бесшабашных громил, может быть совершено безо всяких задержек.

Бедняга извозчик, которому судьба предназначит везти Савелия Петровича, мерзнет на улице в ожидании седока, не подозревая, что может случиться с ним сегодня ночью. Сам же Савелий Петрович весело аплодирует шуткам клоуна, восхищается опасными сальто-мортале акробатов со всей экспансивностью, свойственной его натуре. Неожиданная смерть от рук наемных убийц щадит свою жертву, не тревожит ее смутными предчувствиями.

В конце второго отделения служащие цирка выкатили на тележке громадный суконный ковер и быстрыми, ловкими движениями разостлали его во всю ширину арены. «Сейчас будет борьба», — сказал кто-то позади Бесшумных.

Оркестр заиграл марш. Один за одним выходили на арену цирковые атлеты. Их было человек десять. Крепкие, мускулистые тела, затянутые в трико, глубоко вдавленные в плечи головы с низкими лбами и тупыми взглядами, какая-то особенная походка, тяжелая и вместе с тем пружинистая, точно стерегущая врага, производили впечатление чего-то грубого, звериного. Бесшумных в первый раз еще видел профессиональных борцов, поэтому он с особым любопытством приглядывался к ним. После обычных церемоний, предшествующих началу борьбы, на арене остались два борца, соперники, оспаривающие первый приз чемпионата. Они стояли друг перед другом, готовые ринуться один на другого при первом сигнале суден. Противники представляли собой резкий контраст. Один из них был высокий, широкоплечий шатен. Другой был юркий и подвижный блондинчик с лихо закрученными усиками, на целую голову ниже своего соперника.

На стороне шатена была грубая физическая сила, за блондином — ловкость и умение. Один надеялся на силу своих длинных, мускулистых рук, другой — на свое знание самых тонких приемов борьбы, на свою кошачью изворотливость. В партере и в ложах, повсюду шли горячие дебаты об исходе борьбы. Завязывали пари. Наконец, судьи подали сигнал, и борцы, обменявшись рукопожатиями, поменялись местами, приготовились к нападению. Публика напряженно ждала этого момента.

Первым начал шатен. Его рослая, крепкая фигура сразу навалилась на юркого, гибкого противника. Можно было думать, что еще несколько мгновений, и грубая физическая сила восторжествует над ловкостью.

Однако произошло иначе. Тяжелый натиск громадной фигуры встретил должное сопротивление. Борьба продолжалась с короткими перерывами вот уже около сорока минут. Становилось очевидным, что здесь дело идет не на шутку. Премия со стороны цирка, крупные пари, которые держали борцы, профессиональное самолюбие — все это не могло не действовать на противников возбуждающим образом. Громкие крики зрителей, выражавших свой восторг перед тем или иным трюком, еще более способствовали их горячности и воодушевлению. Сенька Козырь плохо следил за перипетиями борьбы. Предстоящая «работа» казалась ему более серьезной и ответственной, причем настолько, что он не мог интересоваться победой того или иного борца. Факт присутствия Савелия Петровича в цирке еще не вполне успокоил Сеньку.

— Черт его знает, — думал он, — может еще все дело расстроиться, ежели он прямо из цирка домой поедет. Как тут к нему подступиться, место людное, электричество. В проулке тоже не больно-то удобно, извозчики стоят, пост близко.

Взрыв аплодисментов, потрясший все здание цирка, вывел Козыря из его раздумья. Громкие, оглушительные крики толпы, приветствовавшей победителя, смешивались с негодующими возгласами и свистками другой части публики, составляющей, так сказать, оппозицию.

— Неправильно! Перебороться! Долой!

— Браво, Мартынов!

Шум и гам поднялся невообразимый. Трудно было понять, кто и чего требует. Наиболее экспансивные зрители бросали свои места и стремились на арену, беспорядочно толкая друг друга.

— Эк, их прорвало, — покачал головой Козырь, — белены они, что ли объелись?!

Он привстал с места и, перегнувшись через барьер ложи, посмотрел в сторону своей жертвы. Савелий Петрович, увлеченный общим порывом, аплодировал вместе с другими. На увлекающуюся, горячую натуру таежного волка, к слову сказать, страстного любителя всех видов спорта, разыгравшаяся борьба произвела сильное впечатление. Наконец, благодаря усилиям цироковой администрации и увещеваниям наиболее благоразумной части публики, народные страсти улеглись.

Звонок возвестил начало антракта, публика повалила в фойе и буфет. Многие уже уходили домой, так как в третьем отделении должна была пойти пантомима, не представлявшая особого интереса. К числу последних принадлежал и Бесшумных. Он задержался несколько в толпе, наполнявшей фойе, но так как никого из знакомых не встретилось, направился к выходу. Следом за ним неотступно как тень шел Сенька Козырь. Ничего не подозревающая жертва и импровизированный сыщик одновременно поднялись на площадку тротуара.

— Куда он теперь, направо или налево? — колебался Козырь, держась выжидательной тактики.

— Подать прикажете, барин? — окликнул Савелия Петровича очередной извозчик.

Бесшумных не сразу ответил, он колебался. У него не было определенного плана на сегодняшнюю ночь. Предстояло две перспективы: либо пойти в номера и завалиться спать, благо в прошлую ночь мало спал, либо опять к Гудовичу поехать. Больно уж у него сестрица-то хороша. При воспоминании о голубых глазках хорошенькой панны в сердце старого таежника исчезло всякое колебание, и он решительно махнул рукой: