Валентин Курицын - Человек в маске

— Подавай, брат!

— Куда прикажете, барин?

Бесшумных назвал адрес.

Сенька Козырь успел при свете электрического фонаря разглядеть номер извозчика. Медлить было некогда. Каждая просроченная минута могла повлечь непоправимые последствия.

— Филлип! Подавай! Живо там, — крикнул Козырь, вызывая своего сообщника.

У них было условлено, что Филька должен стоять с лошадью на противоположной стороне улицы, напротив цирка. Услыхав голос товарища, Филька, бывший все время наготове, отделился из ряда остальных санок и подскакал к Козырю. Если бы было время обратить внимание на легкую, щегольскую кошевку, на хорошую лошадь в выездной упряжке и, наконец, на кучерский костюм самого Фильки, Козырь, наверное, бы удивился. Но ему некогда было разглядывать эти подробности. Нужно было догонять Савелия Петровича.

— Прямо! Наддай ходу! — кратко бросил Семен, заскакивая в кошеву.

Фильке нечего было повторять два раза, он шевельнул вожжи, молодецки свистнул, и лошадь — добрый рысистый конь, сразу вынес наших героев из полосы яркого света, отбрасываемого фонарями у циркового подъезда.

— Полегче, придержи маленько, — приказал Козырь, увидев впереди себя на расстоянии нескольких сажен извозчика с Савелием Петровичем.

Филька натянул вожжи и придержал молодую горячую лошадь.

— «Закладка»-то (кастет) у тебя есть? — спросил Козырь.

— А на кой мне ляд? И так снимем, — полуобернулся Филька к нему.

Такая самоуверенность не особенно понравилась Козырю. Он сердито выругался.

— Дурья твоя башка! А ежли он сам с закладом, тогда как? Черт одноглазый! Отсохли у тебя руки взять-то?

— Ну, ну, — успокоил его Филька, — авось и без инструментов обойдется.

Темная глухая ночь повисла над городом. В воздухе потеплело. Откуда-то из таежной глубины реяли пухлые снежинки. Улицы, по которым ехали наши герои, становились все глуше и глуше. Филька огляделся кругом и пробормотал:

— Так куда еще гнать-то! В лучшем виде здесь отделать можно. Накроем, что ли?

Козырь привстал в кошевке и испытующе посмотрел в темноту ночи. Улица спала мертвым сном. Никто не мог бы помешать нападению. Козырь расстегнул пальто, готовясь сбросить его в момент нападения.

— Сыпь, Филька! — ткнул он в бок своего товарища.

Между жертвой и преследователями было всего-навсего десяток сажен.

Филька взмахнул бичом, и горячий, породистый рысак, оскорбленный ударом, сразу рванулся вперед, натягивая вожжи и бросая снежную пыль в лицо седокам.

— Левее держи! Обгоняй их! — крикнул Козырь, воодушевляясь перспективой предстоящей схватки.

Извозчичьи санки, в которых сидел Савелий Петрович, остались позади. Подчиняясь сильным рукам Фильки, рысак замедлил бег.

В то время, когда ночные бандиты готовились привести в исполнение свой злодейский замысел, Савелий Петрович Бесшумных был далек от всякой мысли об опасности. В глухих, таежных дебрях, лицом к лицу с девственой красотой тайги, среди опасностей пустынного края, он был готов ко всему, а здесь, в людном оживленном городе, в культурном центре Сибири, ему и в голову не приходило опасаться кого-либо или чего-либо.

Мерно ныряли извозчичьи санки по ухабам дороги, испорченной перед великопостной распутицей. Савелий Петрович, утомленный прошлой бессонной ночью, бурными впечатлениями зеленого поля и сменой разнообразных ощущений, которые ему дал цирк, с наслаждением вдыхал чистый ночной воздух. По странной ассоциации идей ему припомнилась глухая таежная тропа, по которой он частенько в молодые годы ходил к своей возлюбленной — дочери конюховского старосты на соседнем прииске. Мерная поступь иноходца также успокоила его и эти извозчичьи санки, ныряющие на ухабах.

— Где-то она теперь, эта Фрося? Фрося, как бы ты была жива, порадовалась бы на мое счастье. Послал мне Бог под старость жизни богачество, да куда его деть? С кем поделиться? Все эти, и Гудович, и сестрица его, и Загорский, все ведь они норовят меня на левую ногу обуть. Зависть их гложет, а и то сказать, нельзя не завидовать: было-то кому другому такое счастье? Вот того же Петрушку Огнева взять: мало он надо мной, сучья порода, куражился, измывался всячески? Придешь к нему, бывало: «Петр Васильевич! Одолжи до расстановки сотняшку, другую! Старателей рассчитать». Опять же и за спиртом часто ходил. Всякое бывало. Ну. а теперь Савку голыми руками не возьмешь… шалишь, обожжешься! Теперь, если я захочу, все они у меня под ногами ползать будут, как собаки, хвостами вилять… Потому капитал — сила!

Размышления Савелия Петровича были прерваны неожиданным появлением обгонявшей их кошевки.

— Ишь. тоже гулеваны какие-то завастривают. Масленицу провожают…

— Извозчик, погоняй! Не с простоквашей едешь!

Ночной Ванька — бляха номер 000 торопливо передернул вожжами и глухо пробормотал:

— Эх, барин, чует мое сердце недоброе. Знать, то нас лихие люди обгоняют.

Бесшумных удивленно возразил:

— Лихие люди? Да разве мы на большом тракту? Погоняй, брат, ничего…

— Что-то как будто сомнительно.

Безыскусная речь простого деревенского парня, недавнего извозчика, возымела должное действие. Савелий Петрович сунул руку в карман, где у него лежал револьвер, с которым он никогда не расставался.

— Пускай попробуют, — подумал он, расстегивая крючки бешмета. — Живо отстанут. Не на того напали. Шестой десяток на плечи навалился. а за себя еще постоим.

И припомнилось Савелию Петровичу, как лет пять тому назад в минусинской тайге пришлось ему помериться силами с целой ватагой охмелевших рабочих — чухонь. Круто они было за него взялись, всю рубашку располоснули, да еще ничего, Савка Бесшумных мог постоять за себя, отбился, а их человек двадцать было.

— Бог не выдаст, свинья не съест! Погоняй, извозчик!

Наши герои в это время тоже не дремали. Обогнав заморенную клячонку извозчика, Филька круто повернул своего рщсака, задерживая его бег, перекрыл дорогу преследуемым. Было темно и тихо, даже издалека не доносилось ни лая собак, ни стука колотушек ночных сторожей. Трудно было выбрать. более благоприятное время для неожиданного нападения. И ребята из шайки «Мертвой головы» отлично сознавали это.

— Стой, язви-тя в голову, задурила, черная немочь, — выругался Филька, делая вид, что не может справиться с лошадью. — Тпру-у-у! Гнедко, приехали! — Послушная и привычная к разбойничьему оклику лошадь остановилась, как вкопанная. Филька бросил вожжи, выскочил из кошевки. Его примеру последовал и Козырь, сбросивши с себя на бегу пальто, чтобы легче было действовать.

— Батюшки, караул! Грабят! — заорал благим матом извозчик, поняв истинные намерения людей. преградивших ему дорогу. Долго кричать ему не пришлось. Сенька Козырь, подбежав с левой стороны санок, одним движением руки сшиб его с сиденья. Филька, схватив лошадь извозчика под уздцы, взмахнул пером, отточенным, как бритва, и моментально перерезал супонь и правый гуж. Лошадь, ринувшаяся было вперед, забилась на месте, и вырвавшаяся дуга ударила ее по спине. Совершив свой подвиг с подрезанием гужей, на что потребовалось не более пятнадцати секунд, Филька бросился к седоку.