Джулиан Барнс - Артур и Джордж

По истечении двенадцати дней Джорджа перевели в Льюис. Здесь ему выдали новую арестантскую форму из небеленой парусины. На груди и на спине чернели две широкие вертикальные полосы и жирные, небрежно выведенные стрелки. Форма также включала неуклюжие штаны, черные гетры и башмаки. Один из надзирателей объяснил, что Джордж у них – звезданутый, а потому начнет тянуть свой срок с трехмесячного пребывания на карантине: может, по ходу дела еще навесят, но уж точно не скостят. «На карантине» – то бишь в одиночке. С этого все звезданутые начинают. Поначалу Джордж неправильно понял: ему думалось, что звезданутый – это тот, кто дурно проявил себя за время судебного процесса: не иначе как его, осужденного за особо тяжкое преступление, полагалось изолировать от остальных заключенных, дабы те не обрушили свой гнев на потрошителя скота. Но нет, просто досье отбывающих первый срок помечали звездочкой, вот и все. Если вторично сюда попадешь, разъяснили ему, будешь зваться второходом, а коли зачастишь – рецидивистом или профессиональным преступником. Джордж сказал, что возвращаться не собирается.

Его привели к начальнику тюрьмы, старику с военной выправкой, который удивил Джорджа, когда, внимательно посмотрев на досье, тактично осведомился, как произносится его фамилия.

– Э-э-эдл-джи, сэр.

– Э-э-эйдл-джи, – повторил за ним начальник тюрьмы. – Впрочем, обращаться к вам будут «номер три», а по-другому вряд ли.

– Да, сэр.

– Тут сказано: англиканского вероисповедания.

– Да. У меня отец – викарий.

– Так-так. А мать у вас… – Начальник, похоже, затруднялся корректно сформулировать вопрос.

– Она шотландка.

– Угу.

– Мой отец по происхождению парс.

– Вот это мне понятно. В восьмидесятые годы я в Бомбее служил. Прекрасный город. Вы там хорошо ориентируетесь, Эйдл-джи?

– К сожалению, за пределами Англии я не бывал, сэр. Только Уэльс посетил.

– Уэльс, – задумчиво протянул начальник. – Тут вы меня на шаг опережаете. Солиситор – правильно здесь указано?

– Да, сэр.

– Солиситоры нынче в дефиците.

– Прошу прощения?

– Солиситоры, говорю, нынче в дефиците. Обычно среди нашего контингента один-два встречаются. Был год – с полдюжины поступило, как сейчас помню. Но с последним мы расстались пару месяцев назад. Да с ним и поговорить не особо удавалось. Режим у нас строгий и соблюдается неукоснительно, сами увидите, мистер Эйдл-джи.

– Да, сэр.

– Есть у нас парочка биржевых маклеров, один банкир имеется. Я людям так говорю: хотите увидеть реальный срез общества – добро пожаловать в Льюис. – Начальник произносил заученные фразы, для пущей выразительности делая паузы в нужных местах. – Но вот аристократов, спешу добавить, у нас не водится. Да и… – он бросил взгляд в досье Джорджа, – англиканских священников сейчас тоже нет. Хотя изредка бывают. Непристойное поведение, всякое такое.

– Да, сэр.

– Я не собираюсь допытываться, что именно вы натворили, по какой причине, виновны вы или нет и собираетесь ли обжаловать приговор, – это все пустая трата времени, тем более что писать апелляцию министру внутренних дел – дохлый номер. Вы теперь в заключении. Отбывайте свой срок, соблюдайте все правила – и новых неприятностей у вас не будет.

– Как юрист, я привык соблюдать правила.

Джордж не имел в виду ничего особенного, но начальник тюрьмы вздернул голову, как будто его оскорбили. В конце концов он только и сказал:

– Ну-ну.

Правил и в самом деле было множество. Джордж обнаружил, что тюремщики – люди приличные, но крепко-накрепко связанные бюрократическими путами. В часовне класть ногу на ногу или складывать руки на груди нельзя. Баня – раз в две недели; личный обыск заключенного и досмотр его вещей – по мере необходимости.

На второй день к нему в одиночную камеру зашел надзиратель и спросил, не нужно ли Джорджу избавиться от ушей.

Джордж подумал, что вопрос более чем странен. Ни один вменяемый человек не захотел бы остаться без ушей; неужели у офицера есть на сей счет сомнения?

– Большое спасибо, но разрешите спросить: за что?

– Как это понимать: «За что?» – В голосе надзирателя зазвучала нешуточная угроза.

Джордж вспомнил допросы в полиции. Наверное, он позволил себе слишком высокомерный тон.

– Виноват, был не прав, – сказал он.

– Тогда в момент избавим.

Джордж вконец растерялся. Такое правило ему никто не объяснил. При ответе он тщательно выбирал слова и в особенности тон:

– Прошу прощения, но я здесь совсем недавно. Это обязательная процедура? Ведь без них я не смогу выслушивать и выполнять приказы.

Уставившись на Джорджа, надзиратель захохотал, сначала сдавленно, а потом взахлеб. На этот гогот из коридора прибежал его напарник – узнать, не случился ли у него припадок.

– Да не от ушей, номер двести сорок седьмой, а от вшей.

Джордж чуть шевельнул губами, не зная, можно ли заключенным улыбаться. Видимо, только по особому разрешению. Как бы то ни было, тот случай стал известен всей тюрьме и преследовал его не один месяц. Этот индус, дескать, такой маменькин сынок – даже про вшей не слыхал.

Но и без этого на его долю выпало немало испытаний. В камере не было нормальных удобств, а в самые необходимые моменты не было возможности уединения. Качество мыла не поддавалось описанию. Существовало также дурацкое правило, согласно которому стрижка и бритье разрешались только под открытым небом, из-за чего многие заключенные, в том числе и Джордж, все время простужались.

К изменению ритма жизни Джордж приспособился быстро. В 5:45 подъем. В 6:15 отпирание дверей, вынос ведра, развешивание постельного белья для проветривания. В 6:30 выдача инструмента, затем работа. В 7:30 завтрак. В 8:15 заправка коек. В 8:35 молитва в тюремной часовне. В 9:05 развод по камерам. В 9:20 прогулка. В 10:30 возвращение. Обход начальника тюрьмы и всякая бюрократия. В 12 обед. В 13:30 сбор жестяных плошек, затем работа. В 17:30 ужин, затем сдача инструмента. В 20:00 отбой.

Такого сурового, холодного и одинокого уклада жизни он еще не знал; спасал только этот строгий распорядок дня. Джордж всегда жил по четкому графику и отличался прилежанием как в ученичестве, так и в работе поверенного. Выходных он почти не устраивал – поездка с Мод в Аберистуит стала редким исключением, – а излишеств тем более не признавал, если не считать пиров ума и духа.

– Чего нашим «звезданутым» не хватает, – сказал ему капеллан во время первого из своих еженедельных посещений, – так это пива. Впрочем, не только «звезданутым». Второходам и рецидивистам тоже.

– Я, к счастью, не пью.

– Второе – это, конечно, табачные изделия.

– Опять же, мне и здесь повезло.

– И третье – газеты.

Джордж кивнул: