Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Умение находить разгадку – вот сильная сторона Артура, но своих детей он разгадать не может. Ни у кого из их приятелей или однокашников нет монорельсовой подвесной дороги, однако Кингсли с невыносимой вежливостью бросает, что скорость оставляет желать лучшего, да и вагончики могли бы быть попросторней. Что до Мэри, та лазает по деревьям, не вспоминая о девичьей скромности. Дети у него по всем понятиям хорошие. Но даже когда они ведут себя чинно и благовоспитанно, в них проявляется качество, которого Артур не ожидал: неумолимость. Можно подумать, они всегда чего-то ждут, хотя чего конкретно, он не знает, и далеко не уверен, что они сами знают. Но ждут они чего-то такого, что он не способен дать.

Артур втайне считает, что их избаловала Туи, но вслух он не может высказать этот упрек, разве что в самой обтекаемой форме. И дети растут между его бессистемными строгостями и материнским благосклонным попустительством. Находясь в «Подлесье», Артур хочет работать, а когда работа закончена – сыграть в гольф, в крикет или спокойно раскатать с Вуди партию на бильярде. Он обеспечил своей семье комфорт, защищенность и средства; взамен он ожидает покоя.

Но покоя нет, особенно у него в душе. Когда они с Джин подолгу не видятся, он, чтобы сократить расстояние между ними, выбирает для себя ее любимые занятия. Поскольку она заядлая наездница, он расширяет конюшню в «Подлесье» от одного стойла до шести и заводит у себя псовую охоту. Поскольку Джин музыкальна, Артур задумывает освоить игру на банджо, и Туи встречает это решение со своей обычной благосклонностью. Теперь Артур играет и на тубе-бомбардоне, и на банджо, хотя ни тот ни другой инструмент не считается идеально подходящим для аккомпанемента классически поставленному меццо-сопрано. Иногда они с Джин договариваются во время разлуки взять одну и ту же книгу: Стивенсона, Мередита, поэзию Скотта, чтобы воображать другого за чтением тех же страниц, фраз, абзацев, слов и слогов.

Туи всем другим книгам предпочитает сочинение Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Для нее превыше всего вера, дети, комфорт и спокойное времяпрепровождение. Муки совести заставляют Артура проявлять к жене максимальную предупредительность и мягкость. Даже когда в его глазах блаженный оптимизм Туи граничит с чудовищным самодовольством, он помнит, что не имеет права выплескивать на нее свою клокочущую ярость. Как это ни позорно, его мишенями становятся дети, слуги, кедди, проводники поездов и безмозглые журналисты. Он по-прежнему выполняет свой долг перед Туи и по-прежнему влюблен в Джин, но в других житейских сферах становится все более жестким и раздражительным. Patientia vincit, внушает ему девиз на витраже. Но сам Артур чувствует, как покрывается каменным панцирем. Естественное выражение лица меняется на прокурорское. Он взирает на других с осуждением, потому что привык осуждать себя.

Теперь Артур размышляет о себе в геометрических категориях: как будто он находится в центре треугольника. Вершины – три женщины его жизни, стороны – прочные узы долга. Естественно, в верхней точке стоит Джин, а у основания – матушка и Туи. Но порой треугольник будто бы поворачивается, и тогда начинается головокружение.

Джин никогда не жалуется и не упрекает. Она говорит ему, что не сможет и никогда не будет любить другого; что ждать его – не испытание, а радость; она абсолютно счастлива; часы, проведенные вместе, – самое драгоценное, что есть в ее жизни.

– Моя дорогая, – начинает он, – как ты думаешь, была ли со времен Сотворения мира такая история любви, как у нас с тобой?

Джин чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. В то же время она слегка ошарашена. И говорит:

– Артур, милый, это же не спортивное состязание.

Он понимает ее укор.

– Пусть так, но у многих ли чувство выдержало такие испытания, как у нас? Мне кажется, наш случай уникален, – говорит Артур.

– Разве не все считают, что их случай уникален?

– Это общее заблуждение. Ведь у нас с тобой…

– Артур! – Джин считает, что любящему человеку не пристало кичиться своими чувствами; в этом есть что-то пошловатое.

– Все равно, – упорствует он, – у меня порой… иногда… возникает такое ощущение, будто нас бережет ангел-хранитель.

– У меня тоже, – кивает Джин.

Представления об ангеле-хранителе не кажутся Артуру ни претенциозными, ни даже надуманными. Для него они вполне правдоподобны и жизненны.

Тем не менее ему необходим и земной свидетель их любви. Кому можно было бы предъявить доказательства. Артур пересылает любовные письма Джин матушке. Он не испрашивает разрешения у Джин и не думает, что злоупотребляет ее доверием. Ему хочется, чтобы кто-нибудь другой тоже знал: их чувства свежи, как никогда, а испытания ненапрасны. Матушку он просит уничтожать эти письма, а выбор способа оставляет на ее усмотрение. Можно сжигать, но предпочтительнее рвать в мелкие клочки, а потом разбрасывать среди цветов у коттеджа в Мейсонгилле.

Цветы. Каждый год пятнадцатого марта любимый Артур исправно посылает Джин один подснежник с запиской. Раз в году – извинительный дар для Джин и круглый год – извинительная ложь для жены.

Слава Артура постоянно ширится. Он состоит членом престижных клубов, обедает в ресторанах, занимается общественной деятельностью. Его авторитет распространяется далеко за пределы беллетристики и медицины. Он баллотируется в парламент от Либеральной партии по Центральному округу Эдинбурга и оправдывает свое поражение, объявляя политику грязным делом. Одни анализируют его взгляды, другие ждут от него поддержки. Артур набирает очки. В особенности после того, как по настоянию матушки и британской читающей публики неохотно реанимирует Шерлока Холмса и командирует его туда, где появились отпечатки лап огромной собаки.

С началом Англо-бурской войны он подает заявление в действующую армию как офицер медицинской службы. Матушка всеми силами старается его отговорить: она считает, что его крупная фигура станет верной мишенью для бурской пули; а кроме всего прочего, война видится ей не чем иным, как позорной схваткой за барыши. Артур не согласен. Долг зовет его в дорогу: общепризнано, что своим сильнейшим влиянием на умы молодежи, в первую очередь увлекающейся спортом, он уступает разве что Киплингу. К тому же Артур считает, что эта война заслуживает извинительной лжи, а то и не одной: нация вступает в праведную битву.

В Тилбери он поднимается на борт парохода «Ориенталь». В предстоящих странствиях его будет опекать Клив, дворецкий из «Подлесья». Джин прислала в каюту массу цветов, но отказалась зайти попрощаться: ей претит расставание среди толпы под веселый рокот судового двигателя. Когда звучит сигнал провожающим покинуть судно, матушка, поджав губы, цедит слова прощания.