Джулиан Барнс - Артур и Джордж

– Как жаль, что Джин не пришла, – огорчается он, маленький мальчик во взрослом костюме.

– Она где-то в толпе, – отвечает матушка. – Неподалеку. Прячется. Сказала, что боится не сдержать своих чувств.

С этими словами она удаляется. В бессильной ярости Артур бросается к перилам и высматривает матушкин белый капор, будто он способен указать, где сейчас Джин. Уже поднимают сходни, отдают швартовы, «Ориенталь» отчаливает, звучит пароходный гудок – и затуманенные слезами глаза не видят больше никого и ничего. Он ложится на койку в своей убранной цветами, благоухающей каюте. Треугольник, железный треугольник раскручивается у него в голове и останавливается: на вершине – Туи. Туи, которая сразу, всем сердцем приняла этот план, как и все остальные его начинания; Туи, которая просила его писать, но только если будет время, и не устраивала сцен. Милая Туи.

В рейсе он мало-помалу приободряется и начинает более отчетливо сознавать, что именно его сюда привело. Конечно, стремление выполнить свой долг и показать пример; но есть у него и сугубо эгоистические цели. В последнее время он чересчур изнежен и обласкан славой, ему требуется очищение духа. Долгое время не зная опасностей, он слишком расслабился и теперь жаждет риска. Слишком много времени провел он в женском обществе, слишком запутался и теперь стремится в мужской мир. Когда «Ориенталь» для дозаправки углем швартуется у островов Зеленого мыса, артиллеристы миддлсекского полка, присмотрев первую попавшуюся ровную площадку, тут же организуют крикетный матч. С радостью в сердце Артур наблюдает за их игрой против местных телеграфистов. Для досуга одни правила, для дела другие. Правила, приказы – отданные и полученные, ясные цели. Ради этого он и поднялся на борт.

В Блумфонтейне палатки полевого госпиталя расставлены на стадионе для крикета; главным корпусом служит шатер. Артур постоянно видит смерть; впрочем, брюшной тиф уносит больше жизней, чем бурские пули. Взяв увольнительную на пять дней, он следует за наступающей армией на север, через реку Фет, к Претории. На обратном пути к югу от Брентфорта их группу останавливает басуто верхом на косматой лошади и рассказывает, что примерно в двух часах пути лежит раненый британский солдат. За флорин басуто соглашается их проводить. Едут они долго, сначала через маисовые поля, затем через вельдт. Раненый англичанин на поверку оказывается мертвым австралийцем: маленький, мускулистый, лицо желто-восковое. Номер 410 конной пехоты Нового Южного Уэльса, только без своего скакуна, который пропал, как и ружье. Австралиец умер от потери крови, получив ранение в живот. Перед ним лежат его карманные часы; должно быть, он следил, как уходят последние минуты его жизни. Стрелка замерла на первом часу дня. Подле тела стоит пустая фляжка для воды, на ней красная шахматная пешка из слоновой кости. Другие шахматные фигуры – скорее добыча с бурской фермы, нежели увлечение самого солдата – в его вещмешке. Надо собрать личные вещи покойного: патронташ, стилографическое перо, шелковый носовой платок, складной нож, карманные часы фирмы «Уотербери», а также потертый кошелек, внутри которого – два фунта, шесть шиллингов и шесть пенсов. Липкое тело грузят на лошадь Артура, и рой мух неотвязно преследует их группу все две мили, до ближайшего узла связи. Там они оставляют номер 410 конной пехоты Нового Южного Уэльса для погребения.

В Южной Африке Артур насмотрелся разных смертей, но эта запомнится ему навсегда. Сложить голову в честной битве на открытых просторах во имя великой цели – что может быть благородней?

Когда он возвращается на родину, его патриотические военные очерки находят одобрение в высших кругах общества. Идет междувластие, период между кончиной королевы и восшествием на престол нового монарха. Артура приглашают отужинать с будущим Эдуардом VII и сажают с ним рядом. Дают понять, что по случаю предстоящей коронации имя доктора Конан Дойла внесено, если у него нет возражений, в список кандидатов на посвящение в рыцарское достоинство.

Но возражения у него есть. Рыцарство – это предел мечтаний провинциального мэра. Настоящих мужчин подобные мелочи не прельщают. Представить себе невозможно, чтобы Родс, или Киплинг, или Чемберлен ответили согласием. Конечно, он себя с ними не равняет; но что мешает ему мыслить их мерками? А за рыцарством пусть гоняются Альфред Остин, Холл Кейн и иже с ними – если повезет.

Матушка поражается и негодует. Ради чего тогда было все остальное? Мальчик, который у нее на кухне в Эдинбурге учился описывать нарисованные на картоне геральдические щиты и рассказывать всю свою родословную вплоть до Плантагенетов. Мужчина, который украшает свой экипаж фамильной эмблемой и заказывает для холла в своем доме витражи с гербами достославных предков. Усвоивший законы рыцарской чести мальчик и живущий по этим законам мужчина, который отправился в Южную Африку по зову крови – крови Перси и Пэка, Дойла и Конана. Как смеет он отказываться от присуждения рыцарского звания, когда вся прежняя жизнь была подготовкой к этому событию?

Матушка бомбардирует его письмами; на все ее доводы у Артура находятся контраргументы. Он предлагает закрыть эту тему. Лавина писем иссякает; по словам Артура, это не меньшее облегчение, чем снятие осады с города Мафекинг. Но матушка собственной персоной наведывается в «Подлесье». Все в доме знают, зачем она здесь, эта маленькая женщина в белом капоре, верховная правительница, которая никогда не повышает голоса и от этого становится еще более властной.

Артур пребывает в подвешенном состоянии. Матушка не отводит его в сторону, не зовет прогуляться. Не стучится к нему в кабинет. Она выжидает двое суток, прекрасно зная, как его изводит неопределенность. А утром в день своего отъезда она останавливается в холле, под освещенными солнцем витражами, которые, как ни прискорбно, умалчивают о вустерширских Фоли, и задает вопрос:

– Ты не подумал, что отказ от рыцарства может оскорбить его величество?

– Говорю же, согласиться для меня неприемлемо. Это дело принципа.

– Ну знаешь, – говорит она, глядя на него серыми глазами, перед которыми пасуют и его возраст, и слава. – Если в угоду своим принципам ты собираешься оскорбить короля, то это действительно неприемлемо.

И пожалуйста: еще не затих длившийся неделю колокольный звон в честь коронации, как Артура вместе со всем гуртом уже ведут в отгороженный бархатным жгутом загон в Букингемском дворце. После церемонии рядом с ним оказывается профессор, а отныне сэр Оливер Лодж. Они могли бы побеседовать об электромагнитном излучении, об относительности движения материи, а то и выразить свое восхищение новым монархом. Вместо этого двое новоиспеченных рыцарей короля Эдуарда заводят разговор о телепатии, телекинезе и о степени доверия к экстрасенсам. Сэр Оливер убежден, что от физического до психического – один шаг, недаром эти слова созвучны. Вот и сам он, вплоть до своей отставки возглавлявший Лондонское физическое общество, ныне занимает пост президента Общества психических исследований.