Антон - Проклятие Дома Ланарков

День выдался промозглым, шёл снег. Тем не менее проститься с доброй графиней возле ворот кладбища собралось чуть ли не всё взрослое население городка. Её действительно здесь любили.

Всё давно было готово. Викарий, стоя с непокрытой головой в лёгком церковном облачении, терпеливо ждал, когда сможет начать церемонию. Лицо мэра сохраняло невозмутимый вид, но в глаза бросалась рука в чёрной перчатке, поигрывающая цепочкой золотых часов.

Шестеро специально отобранных молодых мужчин должны были отнести на плечах гроб к склепу. Правда, до Скарлетт дошли слухи, что здешний священник предлагал графу похоронить его супругу, — которую в городе многие считали своей благодетельницей, — в церковных пределах, как праведницу. Но граф, якобы, грубо ответил:

«— Не делайте из покойницы святую. Она ею не была при жизни и не станет после смерти. Эта падшая женщина не заслуживает и того, чтобы лежать в семейном склепе. Я скорее уж соглашусь закопать её где-нибудь в саду, как у нас принято хоронить собак и воров…».

Так как всё внимание в эти дни было приковано к поместью, то слухи из аристократического дома просто не могли не просочиться наружу, не смотря на его закрытость. Выпущенный незадолго до этого из добровольного заточения граф вёл себя настолько дико, что Скарлетт уже начала раскаиваться, что вступилась за него перед психиатрами. Видимо это было ошибкой, ибо граф постоянно пил. А вечером, накануне похорон, в доме разразился отвратительный скандал. Как раз приехал преподобный Альберт Джонс читать молитвы над усопшей. Сэр Уильям вошёл в залу, где стоял гроб, при этом он был настолько пьян, что с трудом держался на ногах. Пошатываясь, граф приблизился к гробу и громко сказал, обращаясь к собравшейся родне и слугам:

— Видите?… — он указал пальцем на покойницу. — Видите, что случается с теми, кто предаёт меня? Она обманула меня и хотела улизнуть отсюда. Сбежать! Подлая тварь! Но из этого ничего не вышло! Потому что отсюда сбежать нельзя! Никогда! Она прокляла дом моих предков и была наказана. Тоже самое будет и с вами, если вы попытаетесь предать. Вы все умрёте, а я буду выть от восторга на ваших могилах!

Как рассказывала очевидица, Флора в ужасе прижалась к приехавшему родственнику матери, седовласая сестра покойницы заплакала, а священник не выдержал:

— Опомнитесь, сэр Уильям! Вы же благородный человек! Вам не к лицу оскорблять память своей жены и запугивать близких! — церковник сказал это негромко и без властных ноток в голосе, но на графа его слова произвели впечатление. Потому что он опустился на колени у гроба и зарыдал с безобразно искажённым лицом. Его густой бас срывался и становился неузнаваемым, действительно напоминая звериный вой:

— Любовь моя! Прости! Я не хотел твоей смерти. Ты же знаешь, что я не в силах… Неужели я проклят навечно и обречён оставаться чудовищем — за грехи… — выл он.

Слуги со страхом смотрели на корчащегося в истерике хозяина и не смели к нему подойти. Первым решился секретарь, он помог хозяину подняться и передал его телохранителям, которые увели графа…

Наконец к кладбищенским воротам подъехал катафалк. Шестеро мужчин подняли гроб на плечи и процессия двинулась по центральной аллее вглубь кладбища. Ветки черных деревьев нависали над головами людей, словно хотели дотянуться до них. Скарлетт шла за Флорой, которая опиралась на руку какого-то мужчина средних лет, — по всей видимости, своего дальнего родственника. Лицо девушки даже сквозь тонкую чёрную вуаль выделялось неестественной бледностью, которая лишь подчёркивалась чернотой траурного платья.

Её отец в сопровождении двух телохранителей и секретаря шёл сразу за гробом гробом.

С обеих сторон аллеи за процессией «наблюдали» печальные статуи, чьи контуры едва проступали сквозь пелену усиливающегося снегопада. Невольно вспомнился отрывок из Гюстава Флобера, из его знаменитого «Воспоминания сумасшедшего»: « Мне нередко доводилось думать о мертвых, долгими веками лежащих в своих гробах под этой землей — такой живой, такой шумной; об их вечном покое там, внизу, среди прогнивших досок, о той мрачной тишине, что лишь изредка нарушает упавший с головы волос или ползущий по остаткам плоти червь… ». Да мрачновато, однако довольно точно передавало настроение, навеянное атмосферой места.

Когда впереди из белой дымки выступил старый склеп, что-то заставило Вэй повернуть голову вправо, где за частоколом крестов едва различались верхушки темных надгробий. Скарлетт показалось, что среди дальних могил промелькнул смутный силуэт человека в чёрном пальто и широкополой шляпе. Она вздрогнула от неожиданности и страха, и быстро обернулась по сторонам — на людей с заплаканными скорбными лицами, — но никто больше не обратил внимания на призрак. Тем более что видение тут же рассеялось.

Возле склепа священник прочитал над усопшей молитву, вслед за ним с прощальными речами выступили специально приехавшие гости и первые лица города. Затем все стали подходить к гробу, чтобы проститься с покойницей. Скарлетт тоже встала в очередь. Идущая прямо перед ней женщина тихо пробормотала:

— Бедная, бедная леди Элизабет. Она была такой доброй и красивой Она заслуживала счастья при жизни. Дай бог, чтобы она хотя бы теперь обрела покой и смогла соединиться в раю со своей дочерью.

Однако лицо покойницы отнюдь не выражало умиротворённого спокойствия, хотя Вэй слышала, что хозяин местного похоронного бюро большой мастер в своём деле. Якобы побывавшие в его мастерской покойники выглядят такими же свежими и прекрасными, как и при жизни, а иногда даже лучше. Но в данном случае знаменитое искусство гробовщика не помогло сгладить прижизненное выражение страха и боли на лице усопшей. Скарлетт даже на миг показалось, что брови и губы миссис Элизабет дрогнули в гримасе ужаса и боли. Будто мучения этой несчастной женщины не закончились даже со смертью, и душа её продолжает страдать и бояться в присутствии человека, который так жестоко мучил её при жизни.

Граф стоял рядом с гробом между двумя телохранителями. Если вокруг все выглядели подавленными и безутешными, то сэр Уильям казался отстранённым. Он почти всё время что-то бормотал себе под нос или насвистывал, поглядывал на небо, словно интересуясь больше погодой, нежели происходящим; покачивал огромной головой и теребил в руках снятый с головы цилиндр. Оказавшись совсем близко от него, Вэй вдруг узнала эти хорошо знаковые ей по собственному отражению в зеркале признаки — блестящие лихорадочным блеском глаза, дрожащие пальцы, нервное возбуждение…

С головы графа перхоть сыпалась как снег, что указывало на гормональное разрушение.