Владимир Апаликов - И Аз воздам

— Так есть, господин Сталин, — ответил граф, пожимая маленькую узкую ладонь. — Рад знакомству, я много о вас слышал.

— Да и я, признаться, тоже много слышал о вас, — Сталин говорил негромко, с приятным восточным акцентом, но правильно строя фразы. — Больше — хорошего. В отличие, наверное, от того, что вы слышали обо мне.

Все, кто был в комнате, засмеялись.

— О чём идёт спор, — поинтересовался Сталин. — Да вы присядьте, товарищи.

— Это скорее не спор, а урок политграмоты, — усаживаясь, живо откликнулся Бухарин. — Господин Вартбург постигает азы классового видения мира и, в частности, современной международной ситуации.

— Вот как! Это чрезвычайно интересно, — улыбка снова тронула губы Сталина. — В таком случае, разрешите и мне присутствовать. Классовому подходу к решению насущных проблем всегда не вредно поучиться. Не так ли, господин Вартбург? Вы разрешите?

Два вопроса были сознательно поставлены рядом, граф вынужден был дать положительный ответ, разрешая (конечно же!) руководителю российских большевиков присутствовать при беседе. Но тем самым он как бы признавал определяющую роль классового подхода в осознании мира. Вартбург мгновенно осознал положение, в которое был поставлен опытным собеседником, лишь молча кивнул головой.

Сталин присел к столу, взглянул на Бухарина. Тот, словно ожидал этого взгляда, тут же начал говорить быстро, увлечённо:

— Вы не будете отрицать, что международное положение в последние месяцы характеризуется нарастанием напряжённости. Разрыв дипломатических отношений со стороны Англии, восстание в Вене, события в Китае, провокации со стороны Польши и прочая, и прочая, и прочая. Всё это, вместе взятое, и позволяет сделать вывод о том, что война против Советской России уже началась. Пока она не выходит наружу явно. Вы видели когда-нибудь, как горит зерно?

Вартбург, не отвечая, внимательно слушал.

— Я, представьте, был однажды свидетелем. Жар нестерпимый, но огня не видно. И вдруг — неистовое пламя мгновенно охватывает всё вокруг, и справиться с ним бывает крайне тяжело. Таково сегодняшнее международное положение, в котором определённые силы концентрируются для удара по Республике Советов, по русской революции. Открытого огня ещё не видно, но костёр вот-вот полыхнёт. Потому во весь рост встаёт задача не допустить воспламенения и погасить всё то, что тлеет скрытно. Причём, задача не только наша, но и всех здравомыслящих сил в мире. Вы согласны с этим, господин граф?

— Я согласен с вашей оценкой ситуации в такой трактовке, — медленно заговорил Вартбург. — Но согласитесь, есть и ваша вина в том, что в Европе имеет быть напряжение. Ведь Англия не просто так порвала с вами отношения — то же пресловутое письмо Зиновьева, в котором он призывает английский пролетариат готовиться к немедленному восстанию, ведь не придумано же? Оно существует.

— Товарищ Зиновьев отрицает, что писал его. Он утверждает, что письмо — фальшивка, — заметил Радек.

— Допустим, что есть так, — сказал граф. — Хотя было бы странно, если бы он подтвердил обвинения. Но есть его выступления, есть статьи, в них содержатся призывы к мировой революции, к войне с угнетателями и эксплуататорами. Другими словами, к свержению законных правительств. Вы же не будете отрицать, что такие призывы существуют на самом деле?

— Призывы существуют, да, — как-то даже охотно согласился Бухарин. — И это очень большая ошибка товарища Зиновьева.

— Для политика, который стоит во главе Коммунистического Интернационала, я бы сказал, что это есть непростительная ошибка.

— Соглашусь и с этим. Но с существенной поправкой: товарищ Зиновьев уже не состоит в руководстве Коминтерна. Более того, на днях товарищ Зиновьев выведен из состава Центрального комитета нашей партии. Во-многом, как раз из-за подобных ошибок. Присущих, кстати, не только ему, но и всей оппозиции. Оппозиционеры определяют только себя верными последователями Ленина, но при этом начисто забывают указания Ленина о возможности и даже необходимости мирного сосуществования государств с различным общественным укладом.

— Несчастье оппозиции в том именно и состоит, что она не понимает и не признает этих указаний Ленина, предпочитая ленинской политике ультралевую трескотню, — негромко сказал Сталин.

Присутствующие разом повернулись к нему, ожидая продолжения мысли. Но Сталин замолчал, трубка его пыхнула ароматным дымком.

— Прежде всего, мы непосредственно заинтересованы в политике мира, — после паузы вновь заговорил Бухарин. — В нашей среде не может быть военной партии, в том специфическом смысле слова, который этому слову обычно придаётся. Мы должны вести демонстративную и яркую политику мира. Мы должны и будем стремиться вести её именно в данном направлении. И вы, граф, можете нам помочь.

— Но каким образом? — искренне удивился Вартбург. — Я ни в каком случае не могу выступать от имени советского правительства.

— Говоря «нам», я имел в виду действительно нас, — улыбнулся Бухарин. — То есть, и Советский Союз, и все страны Европы. Вы же сами сказали, что войны не желает никто.

— Да, я так сказал. Я так думаю, я уверен.

— Ну вот видите, — Бухарин снова наслаждался замешательством графа. — У вас есть влиятельные друзья в правительствах практически всей Европы. Мы просим вас, донести до них это наше стремление к мирному сосуществованию. Мы не желаем войны и пойдём на многое, чтобы не допустить её.

— На многое? — переспросил граф.

— Да, на многое. За исключением, разумеется, принципиальных позиций.

— Например?

— Например, отмена монополии на внешнюю торговлю, — сказал Бухарин, испытующе глянул на Вартбурга, ожидая отклика, но тот молчал. — Впрочем, детали можно обсудить позже. Сейчас важно ваше принципиальное согласие на данную миссию.

Молчание повисло в комнате. Граф старался не встречаться глазами с присутствующими, но, помимо воли, обернулся к Сталину. И буквально натолкнулся на его пристальный взгляд, в котором светилось понимание и — граф не поверил своим ощущениям — непонятное сочувствие.

— Вы опасаетесь нашего курса на мировую революцию, — не спросил — утвердил Сталин.

Вартбург энергично закивал, говорить он не мог — перехватило горло.

— Вы напрасно опасаетесь, — спокойно продолжил Сталин. — Мировая революция — это не стратегия, это тактика, и очень скоро вы в этом убедитесь.

Граф во все глаза смотрел на Сталина, он не видел невероятного изумления, выступившего на лицах Бухарина и — особенно — Радека.

— А тактика, уважаемый господин фон Вартбург, как вы знаете, дама весьма изменчивая и переменчивая. И зависит от многих обстоятельств, складывающихся в каждый данный момент, — Сталин потянулся вперёд, выбил трубку в пепельницу. — При известных переменах в мире от сегодняшней тактики может остаться вот это, — он показал на серую кучку пепла.