Владимир Апаликов - И Аз воздам

— И я могу передать ваши слова моим друзьям? — граф наконец справился с голосом.

— Мы для этого и пригласили вас на разговор, — ответил Сталин, улыбнулся мягко. — Так как же насчёт принципиального согласия?

— При подобных уточнениях я охотно даю его вам, — сказал Вартбург. — Я сделаю всё, что есть в моих силах, для погасания тлеющего огня.

— Сказано не совсем правильно по-русски, но совсем правильно по существу, — заключил Сталин.

Собеседники пожали друг другу руки.

Руки Александры Александровны, упавшей на ветхий стул, лежали на коленях, мелко дрожали. Она не старалась унять дрожь. Смотрела на Машу, слёзы никак не хотели остановиться. Так и струились по щекам, хотя губы уже улыбались.

— Дождалась я всё-таки, — сказала она удивлённо. — Ведь уже и не чаяла. А дождалась. Слава тебе, Господи! Спасибо тебе, Господи! Машенька, девочка моя… Родная моя девочка.

И катились, катились безудержно слёзы.

— Ну что ты так? Ну зачем? — Мария суетилась вокруг тётушки, не знала, чем помочь, что сделать. — Мама Саша, я же обо всём написала тебе. Что ты так? Зачем ты плачешь? Мама Саша, любимая моя… Хватит, хватит… Успокойся, роднуля моя….

— Хватит, хватит, — согласилась Шаховская, достала крохотный платочек из рукава платья, уткнула покрасневший нос. — Совсем я разнюнилась, прости, Машенька. Какая ты стала красивая, какая хорошая! Вот бы дядя твой порадовался сейчас.

— Бедный мой папа Саша! — Маша обняла тётушку, заглянула в глаза. — Завтра, прямо с утра поедем к нему. Да, милая?

Та закивала самым энергичным образом:

— Обязательно! Обязательно поедем. Могилку поправить надо. Кладбище-то закрыли.

— Как закрыли?

— Так и закрыли. Да уже давно. Почти сразу после их переворота. Храмы и монастырь тоже закрыли. Устроили там казармы кавалерийские.

— А монахинь куда?

— Никуда. Тоже там живут. В домике рядом.

— Как живут? Да как же?..

— Ах, Машенька, сейчас и не такие чудеса случаются. А на кладбище всякий сброд собирается, там же недалеко Марьина роща. Пьют, развратничают. Над могилами глумятся.

— И над нашей тоже?

— Нет, её не трогают. Все же учились по его учебникам, помнят, наверное, фамилию.

— Бедный, бедный папа Саша!

— Ах, как он переживал, когда с тобой та трагедия случилась! Бегал по кабинетам по комиссарским, всё хотел, чтобы нашли и наказали негодяев. Да где там! Его сначала вежливо слушали — всё-таки историк, учёный с мировым именем… А потом просто стали выгонять. Издевались. Они ему жизнь и укоротили…

Александра Александровна всхлипнула, но тут же вскочила со стула.

— Господи! Ты же голодная с дороги-то. Сейчас я примус… Чай… Сейчас…

Забегала по комнате, захлопотала.

— Я тебе помогу, у меня тут продукты разные, — Мария открыла чемодан, достала пакеты, принялась разворачивать. Стол покрылся гастрономическими изысками.

— Боже мой! — ахнула Шаховская. — Я не смогу взять это в рот, давно отвыкла от этакого пиршества.

— Привыкнешь, мама Саша, мы ещё и не такой пир закатим, — Маша вынула из чемодана полотенце, перебросила его через плечо. — Сейчас я умоюсь с дороги и помогу.

— Машенька, погоди! — тётушка достала из шкатулки на буфете пятиалтынный протянула. — Вот, возьми, отдашь этому борову.

— Зачем?

— Понимаешь, тут такой порядок введён у нас, — Александра Александровна помялась. — Он не пускает меня в ванную. Говорит, что я как есть представитель враждебного класса, должна возместить ту кровь, которую веками высасывала из трудящихся. Представляешь? А я, убей, не помню, как пила его кровь.

Здесь они искренне посмеялись.

— Но всё равно за пользование ванной, прочими удобствами я должна выплачивать ему по 15 копеек каждый раз. Телефон он тоже унёс к себе в комнату, разрешает звонить только после уплаты. Телефон-то ладно — кому мне звонить? А вот с ванной беда. Что же делать — я плачу. Иногда плАчу, но всегда — плачУ.

— Господи! — удручённо сказала Маша. — Господи, что они сделали со страной, с людьми?! Не беспокойся, мама Саша, у меня есть пятиалтынный. Как его зовут, борова этого?

— Вилор Ананьевич.

— Кааак? Вилор? Это что же за имя такое?

— Вилор — значит сокращённо Владимир Ильич Ленин, октябрьская революция. Десятилетие которой будем праздновать через неделю. Такое он выбрал себе ррреволюционное имя. Не удивляйся, сейчас многие так делают.

— О Боже! — снова вздохнула Маша. — И чем он занимается, Вилор этот? Почему дома? Ведь, кажется, рабочий день?

— Он сейчас на бюллетене. Говорит — открылись старые раны, полученные, — тётушка наморщила лоб, вспоминая, процитировала, — «полученные при добивании насмерть всякой эксплуататорской сволочи вроде тебя». Меня, то есть.

— Вот же идиот, — заметила Мария.

— Этот идиот служит, между прочим, в Кремле по продовольственной части.

— То-то он такой упитанный, — улыбнувшись, вставила Маша.

— И не говори, — тётушка комично вздохнула, развела руками, — не поверишь, мешками домой продукты тащит. И чего только нет! Такие запахи разливаются по квартире, с ума сойти можно.

— Так он что же — в самом Кремле ворует? И не боится?

— Да я уж и сама удивляюсь. Выходит, не боится. А жена потом на Сухаревском рынке сбывает продукты втридорога. Таких деликатесов там ни у кого нет.

— Образцовая советская семья, — констатировала Маша, направляясь к двери. — Я сейчас.

Она только теперь смогла рассмотреть коридор. Прежде просторный, чистый с картинами по стенам, обставленный несколькими копиями античных скульптур, теперь он напоминал захламленное хранилище всякой дряни. Проход затрудняли грубые сундуки, соломенные корзины с выглядывающими из них горлышками бутылей. На вбитых в стену здоровенных гвоздях, повисли какие-то баки, корыта, узлы с тряпьём. От всего этого хлама исходила душная вонь лежалой рухляди.

Вилор маячил в дальнем конце коридора, но было ясно, что он только что отпрянул от двери Шаховской и, наверное, что-то слышал из разговора. Впрочем, Марии на это было глубоко наплевать.

— Будьте так добры, немедленно снять вот это, — она показала на висячий замок, прочно запиравший дверь ванной.

— Ага, щас, штаны вот только подтяну и стремительно кинусь исполнять приказание, — глумливо сказал Вилор.

— Я убедительно прошу вас! — Мария сняла полотенце с шеи, как бы невзначай закрутила его в тугую витую ленту.

Вилор с некоторой опаской взглянул на получившийся предмет, но не отступил:

— Ты тут свои законы не устанавливай, понятно?! Тоже мне — учредилка прогнившая нашлась. Видали мы таких!

— Таких вы ещё не видели, уверяю вас, — тихо и зловеще произнесла Мария. — Последний раз добром прошу открыть ванную.