Владимир Апаликов - И Аз воздам

И тут же сквозь поредевший туман донеслось звяканье, засветились зелёные огоньки, трамвай, вздрагивая, подполз к остановке. Успевшая собраться толпа шарахнулась к задним дверцам, Шаховскую и Марию понесло вперёд, втащило на площадку, чужие, крепко пахнущие тела стиснули их со всех сторон.

— Всё, всё, граждане, местов больше нет! — злобно вскрикнула высокая, худая, как макаронина, кондукторша. Через головы дотянулась, оттолкнула хилого мужчинку, от которого сильно несло перегаром. — Куда прёшь, пьянь беспросветная? А ну, выдь из вагона!

Нетрезвый мужчинка от неожиданно мощного толчка выпал на мостовую, гаркнул что-то неразборчивое, кулак его угрожающе закачался в воздухе. Кондукторша уже не глядела в его сторону.

— Отправляю вагон, отойдите. Отойдите, вам говорю! Куда лезете, ети вашу мать! Всё — отправляю!

Дёрнула за натянутую над головами проволоку. Однако, ничего не произошло. Кондукторша принялась остервенело терзать проволоку, в кабинке вагоновожатого слышался звон, но трамвай оставался стоять. Вожатый высунулся из кабины, заорал на кондуторшу:

— Тебе делать, что ли, нечего? Трезвонишь, якорь тебе в дыхало! Не могу я ехать — на рельсах какой-то забулдыга валяется, не уходит.

Пассажиры негодующе зароптали.

— На работу же всем надо!

— Чем орать, поднял бы задницу да отволок паразита в сторону.

— Да езжай, чего там. Дави его, стерву!

— А милиционер-то чего стоит, буркалы выкатил?

Милиционер на остановке, словно услышал упрёки в свой адрес. Побежал придерживая кобуру одной рукой, другой — засовывая в рот свисток. Воздух пронзили заливчатые трели. Подбежал ещё один блюститель порядка в такой же чёрной шинели и островерхой шапке. Вдвоём они выволокли из-под трамвая нетрезвого гражданина. Тот отчаянно вырывался, скандалил.

— А чего эта лахудра костлявая меня в вагон не пустила? Ишь ты, какая нашлась! Я не поеду — пусть тогда никто не едет. Не хватай, говорю. Я — трудящий, имею право…

Милиционеры, покраснев от усилий, ловили его вырывающиеся руки, троица исчезла за углом дома. Трамвай снова зазвенел, двинулся наконец. Оставшиеся на остановке закричали, засвистели вслед. Вагон, отчаянно трясясь, набрал ход.

Вся эта катавасия отнюдь не затронула Марию.

«Ярослав Емельянов, значит? — билось в её голове. — На диспуты, значит, ходим в Политех? Ну, ходи, ходи. Доходишься. Прости и не осуди меня, Господи! Помоги мне, Господи!»

«Господи, да неужели же я сейчас увижу его — дорогого товарища Сталина?!», — мысленно вскричал Ярослав и тут же больно прикусил себе язык. Он давно взял себе за правило: при старорежимном упоминании бога или ещё чего-нибудь религиозного, в наказание кусать себе язык — ему, главному в СССР борцу с опиумом для народа, совсем не к лицу было подобное извращение.

Он сидел на жёстком стуле в просторной приёмной. Слышно было как отсчитывали секунды огромные напольные часы. За столом напротив корпел над бумагами секретарь. Склонив огромный, совершенно лысый череп, что-то трудолюбиво царапал в раскрытой книге. Ярослав не мог усидеть, внутри него что-то бурлило и клокотало, побуждая к действию. Он вскочил, быстро зашагал по приёмной.

Ба-бам! — ударили ему в спину часы. Одновременно зазвонил телефон на столе у секретаря. Трубка плотно прижалась к шаровидному черепу, его обладатель сказал «есть!», осторожно положил трубку на рычаги.

— Вас ждут, товарищ Емельянов, — безразлично сказал он. Поднялся, приотворил тяжёлую дверь, осторожно закрыл её за спиной вошедшего в кабинет.

Бухарин встретил Ярослава ещё на пороге, рукопожатие было сухим и, как всегда, энергичным.

— Представляю тебе, Коба, нашего главного пропагандиста и агитатора — товарища Емельянова. Активно и успешно работает по всем линиям. В том числе, и по антирелигиозной. Разделывает попов, как бог черепаху. Ему принадлежит лозунг: «Борьба против религии — борьба за социализм».

— Я давно знаю товарища Емельянова, — донёсся глуховатый голос из глубины кабинета. Там светил большой торшер, за ним в тени еле различалась фигура человека. — Надеюсь, и он помнит меня.

— Товарищ Сталин! — Ярослав едва не закричал от ужаса, — Товарищ дорогой Сталин, как вы могли подумать?! Я никогда, никогда не забуду ни одного дня, ни одного мгновения, проведённого около вас… Я всегда… всегда…

— Видишь, какой убойный темперамент? — засмеялся Бухарин. — Вот с таким жаром он на собраниях клеймит всех наших врагов.

— Он правильно клеймит, — сказал Сталин. — Но немножко неправильно клеймит.

Ярослав испугался, что сейчас упадёт в обморок. Слова вождя дали ему понять, что он в чём-то не оправдал его ожиданий. Осознание этого было мучительным до почти физической боли.

— Вы, товарищ Емельянов, верно разъясняете массам генеральную линию партии. Но в сражении с оппозицией и её главарями вы не учитываете главного…

Последовала долгая пауза.

— Чего же, товарищ Сталин? — еле выдавил из себя Ярослав. Он ещё более приблизился к обмороку. — Чего главного я не учитываю?

Сталин подошёл, уставил на него чубук курившейся трубки. Покачивая им, принялся неторопливо рассуждать:

— Вы не учитываете того, товарищ Емельянов, что главари оппозиции — не заблудшие овцы. И тем более, не лентяи-семинаристы, которые плохо выучили закон божий. Знают ли эти бывшие наши товарищи марксистско-ленинскую теорию? Бесспорно, знают. Возможно, даже лучше нас. Во всяком случае, не хуже. И если это так — а это безусловно так — значит, непонимания у них нет. А если они понимают, но всё же идут против марксизма-ленинизма, то что же отсюда следует? Следуют отсюда пять моментов.

Сталин, как всегда, препарировал ситуацию методом вопросов и ответов. Оттого в его изложении любая проблема, казавшаяся сложной и неразрешимой, становилась простой, поддающейся немедленному разрешению. Он как бы гипнотизировал слушателей, внедрял в их сознание своё видение проблемы, которое у них воплощалось в поступки. Вот и сейчас он разъял проблему отношения к оппозиции на составные части:

— Во-первых, оппозиционеры не хотят понимать нынешнюю нашу партию: из кого она состоит сегодня и, следовательно, какие цели ставит. Во-вторых, они не хотят понимать генеральную линию нашей партии. В-третьих, они не хотят строить социализм так, как это предлагает и как строит социализм наша партия. В-четвёртых, они сознательно хотят идти и идут против воли партии. В-пятых, значит, они и далее будут идти против воли партии. Но, как мы знаем, в громадном большинстве партия их не поддержала. Встаёт вопрос: остановятся ли они? Склонятся ли они перед волей партии?

— Никак нет, товарищ Сталин, не остановятся! — почему-то по-солдатски рявкнул Ярослав.