Владимир Апаликов - И Аз воздам

Разными были учителя Мони — аскет Яков и гуляка Иосиф — но в его судьбе они приняли совместное горячее участие. Летом 1914 года с первым пароходом юноша отправился на большую землю, имея в карманах деньги, собранные наставниками, и адреса, по которым следовало обратиться за помощью в Москве.

Помощь действительно была оказана в полной мере, Моне помогли поступить в университет, посодействовали с жильём. Он стал членом РСДРП, безоговорочно принял сторону большевиков. В свободное от университета время вёл кружки для рабочих, преподавал в вечерней школе. На одно из занятий заглянул застенчивый мальчик Савва, и потом — до самого октябрьского переворота — житейская дорожка повела их вместе, приведя в Хитрованский отряд Красной Гвардии имени Карла Энгельса, в ноябрьский ночной патруль 1917 года.

Моисей Шустерман, ставший к тому времени Ярославом Емельяновым, был у Марии третьим. Тем, кто разъяснял ей, почему её жених должен умереть. И почему нельзя оставлять в живых саму её — Марию.

Марию поразил вид Скорбященского кладбища. Оно казалось бесприютным и жалким рядом с полуразбитым собором, с купола которого был сорван крест. Здесь будто погулял подвыпивший великан — многие памятники были свёрнуты на сторону, оградки разломаны. Могилы в большинстве тонули в сухостое, повсюду валялись пустые бутылки, банки, ветерок гонял обрывки бумаг и всякую дрянь.

— Да что же это такое! — не выдержала Мария. — Ну, хорошо — закрыли кладбище. Но свинячить-то зачем? Здесь же не кабак!

— Сейчас как раз кабак, — сумрачно заметила тётушка. — Родственники тех, кто лежит здесь, по большей части или расстреляны, или эмигрировали. Ухаживать за могилками некому, сторожей нет, вот хулиганьё и распоясалось. Вон, слышишь?

Они проходили мимо массивного склепа с аркообразной крышей, служившего последним приютом семье известного когда-то нефтепромышленника Зубова. Внутри, видимо, крепко гуляли. Гремела ухарская песня, сопровождаемая женскими визгами, мужской руганью. За углом вдребезги нетрезвая пара пыталась войти в соитие — получалось плохо.

— Скоты! — сказала Мария, убыстряя шаг.

Они прошли по неширокой аллее. Имена на сохранившихся памятниках внушали уважение. Знаменитый адвокат Фёдор Плевако, модный некогда критик Говоруха-Отрок, редактор «Московских ведомостей» Владимир Грингмут, генералы, князья, блестящие красавицы… Великолепие, превратившееся в прах.

Могила дядюшки выделялась опрятностью. Большой восьмиконечный крест возвышался над гранитной плитой, в которую врезана была тлеющая лампадка. Захоронение опоясывала чугунная с затейливыми узорами оградка. Глубоко вырезанные в кресте буквы извещали, что покоится здесь просто Александр Александрович Шаховской.

Обе женщины закрестились часто. Не сговариваясь, одновременно опустились на колени, положили руки на могильную плиту. Она уже успела нагреться на солнце, ласкала пальцы.

— Ох, Машенька, как он тосковал по тебе! — сказала тётушка, — Паспорт заграничный тебе выправил, а сам спать совсем перестал. Среди ночи проснусь, а его нет рядом. В кабинете сидит в кресле, не пишет — всё думает о чём-то. Ничего не говорит — думает, думает. Однажды только, когда я позвала его в постель, он взглянул на меня и грустно так спросил: «Саша, отчего Бог обиделся на нас?» А я ответить ничего не могу — горло так и перехватило. Ты понимаешь? Бог! И обиделся?

— Я, кажется, понимаю, — тихо ответила Мария. — Всё, что произошло с нами, со страной, — это не кара. Бог не карает нас, не наказывает. Он, как ребёнок, обиделся на нас и отвернулся от нас.

— Но почему? Почему?! — тётушка едва не закричала. — Мы же не творили зла! Почему же Он отвернулся от нас? От тебя — от невинной девочки отвернулся? Почему?

— Мы не противостояли злу, — твёрдо сказала Мария. — Нам было многое дано, мы жили в прекрасной стране, дарованной Богом. Думали, что так будет всегда. И когда пришло зло, мы занялись только собой.

— Но ведь Им самим же было сказано: любите врагов ваших, молитесь за обижающих вас и гонящих вас!

— К нам пришли не враги. К нам пришёл враг. Враг всего рода человеческого. А мы не увидели его. Не распознали. И, боюсь, дальше будет только хуже.

Замолчали, думая каждая о своём.

Над головами душераздирающе орали вороны…

Женщины выходили на главную аллею. Мария вдруг остановилась, прислушалась. За склепом семьи нефтепромышленника, в котором всё ещё продолжалась гульба, что-то происходило: топотали ноги, доносились крики.

— Ты слышишь, мама Саша? Кажется, кричит кто-то? И голос детский.

— Машенька, девочка моя, здесь постоянно кто-то кричит. Лучше бы нам не вмешиваться.

— Но там же ребёнок!..

Мария решительно направилась к склепу, обогнула массивную стену. Между могил метались две фигуры. Старуха, вылитая ведьма из страшных сказок, с огромным ножом в руке гонялась за грязным оборванным мальчишкой лет двенадцати, по виду — беспризорником. Оборвыш довольно ловко уворачивался, но ведьма сумела загнать его в угол к стене, заметно было, что он выбивается из сил. Лохмотья на левом плече потемнели от крови. Мария подбежала ближе:

— Бабушка, что вы делаете? Остановитесь сейчас же!

Старуха обернулась на крик. Мальчишка воспользовался моментом, проскользнул под её расставленными руками, кинулся к Марии.

— Тётенька, спаси меня! Помоги! Она психическая, пятерых уже зарезала.

— Ты его, гражданочка, не слушай, — ведьма направилась к ним, нож в руке покачивался, плескал солнечными зайчиками. — Это внучок мой, хотела ему пирога отрезать, а он в догонялки играть вздумал.

— Хороши догонялки! — сказала Мария. К ней возвращалось присутствие духа. — А руку ему поранили, потому что кушать не хотел?

— Шутница попалась, — с каким-то странным удовлетворением констатировала старуха, покрутила ножом. — Сейчас вместе пошутим.

Из-за угла показалась Шаховская, побледнела, увидев происходящее. Старуха мельком глянула на неё, остановила взгляд на Марии:

— Ну что, сама отдашь пащенка или все рядом полечь желаете?

— Не отдавай, тётенька, не отдавай ей! — мальчишка теснее прижался к Марии, спрятал замурзанную физиономию в складках её пальто. — Лучше сама меня зарежь!

— Вот это правильно — режь его к такой-то матери, я тебе и ножик могу одолжить, — старуха явно наслаждалась ситуацией. Или делала вид, что наслаждается. Неожиданно она резво прыгнула вперёд, нож перелетел ей в другую руку, описал в воздухе широкую дугу, метя в горло мальчишке.

Мария была начеку, она знала этот разбойничий приём. Беспризорник от её толчка отлетел в сторону, ведьма же получила стремительный удар ребром ладони под самый подбородок. Голова её резко дёрнулась назад, изо рта вырвался хрипящий выдох, тело запрокинулось, ударилось о чугунный шар могильной оградки, шумно грянулось оземь.