К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

— Вы могли обратиться ко мне.

— Это я должен заботиться об Агнессе и Джоне, я! — неожиданно возвысил голос Мартин, одновременно сердито и заносчиво. — Я не мог прибежать за помощью к вам, моему хозяину, как бы добры ни были вы с Джозефиной и с мальчишкой. — В его тоне послышалось презрение.

Так вот почему Мартин не любил меня, понял я. У него были твердые взгляды на обязанности и взаимоотношения слуг и хозяев, и из-за этого он донес на меня, вместо того чтобы попросить помощи.

Взяв себя в руки, Броккет снова понизил голос:

— Я собирался отправить все деньги, что сумел наскрести, сыну в тюрьму с одним купцом из Лестера, который часто приезжает в Лондон. Он знает историю Джона. — Броккет издал долгий вздох. — Однажды, когда я выходил от него, ко мне подошел некий человек. Светловолосый молодой джентльмен в богатом наряде.

Я пристально посмотрел на эконома:

— У него, случайно, не недоставало половины уха?

Мартин опешил:

— Вы знаете его?!

— К несчастью, знаю. Каким именем он назвался?

— Крэбтри.

— На самом деле этого человека зовут иначе. И что он вам сказал?

— Что он якобы знакомый этого купца, что слышал, в какую беду попал мой сын, и, возможно, в состоянии помочь. Это меня озадачило: я знал, что в городе много мошенников, но он был хорошо одет и разговаривал как джентльмен. Крэбтри отвел меня в таверну и объяснил, что представляет кое-кого, кто будет хорошо платить мне за сведения о вас.

— Продолжайте.

Мартин закрыл глаза, и я закричал:

— Говори!

— Крэбтри хотел, чтобы я докладывал обо всех ваших перемещениях, но особенно его интересовало, не получаете ли вы работы от людей из окружения королевы и не имеете ли каких-то контактов с ними. Или с радикальными реформаторами. — Он потупился.

— И это случилось в апреле? — допытывался я.

— Да, я хорошо запомнил этот день, — с горечью ответил Броккет.

Впервые на моей памяти он выглядел пристыженным.

Я провел рукой по волосам. Получается, Стайс, человек Ричарда Рича, с которым я некоторое время был вынужден сотрудничать, следил за мной еще с весны. Ну не странно ли? Однако, тщательно обдумав ситуацию, я увидел в этом определенный смысл. В апреле началась охота на еретиков, имевших отношение к королеве. А Рич знал, что раньше я работал на нее. Если бы ему удалось установить связь между мною и религиозными радикалами, то он мог бы попытаться выйти таким образом на Екатерину Парр и внести свой скромный вклад в кампанию, развязанную Гардинером против ее величества. Но, разумеется, он ничего такого не обнаружил. Потом, когда в июле их затея провалилась и сэр Ричард узнал, что я охочусь за убийцами Грининга (и, как ему показалось, за книгой Энн Аскью), он мог легко переключиться со слежки на использование меня в своих интересах.

И тем не менее складывалось не все. До конца июля, пока мы со Стайсом работали вместе, я еще не сжег книги, и если мое дело в действительности вынес на заседание Тайного совета Рич, то зачем же он сегодня помог мне, рискуя оказаться в немилости у Гардинера? Хотя пути сэра Ричарда были так извилисты, и все это вполне могло оказаться частью какого-то более масштабного и хитроумного плана… Сегодня утром я подумал, что он говорит искренне, но ему ведь доверять нельзя. Нужно будет обсудить это все с Бараком, решил я.

Теперь Мартин испуганно смотрел на меня, и уголок его рта подергивался.

— Крэбтри дал мне денег, чтобы я начал выплачивать долг. Но это была лишь капля в море, а его интерес тем временем возрастал. Агнесса буквально сходила с ума, убиваясь по сыну.

— Я знаю.

— А Крэбтри требовал все новые сведения. — Броккет посмотрел на меня с какой-то безнадежной мольбой. — Я был крепко повязан с ним, он мог в любое время раскрыть, что я делал.

— Это неизбежные трудности шпионского ремесла. Где вы встречались?

— В одном доме, обставленном бедно, почти без мебели. Думаю, его использовали только для деловых свиданий.

— На Нидлпин-лейн?

Эконом покачал головой:

— Нет, сэр, в Смитфилде, рядом с больницей Святого Варфоломея.

— А точнее?

— В маленьком переулке, примыкающем к Гриффин-стрит. Третий дом от угла, с синей дверью и тюдоровской розой над крыльцом.

Меня не удивило, что у Рича было несколько мест для тайных встреч. Ему принадлежала половина домов вокруг церкви Святого Варфоломея.

— Полагаю, мы с Агнессой теперь должны уволиться, сэр, — тихо проговорил Мартин.

— Как я понимаю, ваша жена ничего не знала обо всем этом?

— Не знала, сэр. Она бы не позволила мне заниматься такими вещами. Наверняка Агнесса пришла бы в ужас и начала бы всячески отговаривать меня — ох уж женщины: они не понимают, на что может толкнуть мужчин крайняя нужда. — Броккет попытался выдавить улыбку, словно бы приглашая меня поговорить как мужчина с мужчиной о причудах слабого пола.

Однако, признавая, как бесчестно он себя вел, этот человек до сих пор даже не попросил прощения. К тому же Броккет с самого начала невзлюбил меня, как и я его. Поэтому мне было проще сказать ему:

— Пока что не увольняйтесь, Мартин. Игра еще не закончена. Ваше предательство втянуло вас в игру, затрагивающую высших лиц королевства. Когда вы последний раз виделись с Крэбтри?

Эконом, похоже, насторожился:

— В прошлую среду. Я встречался с Крэбтри раз в неделю в доме у больницы Святого Варфоломея, чтобы передавать ему сведения. Если было что-то срочное, то полагалось оставить в ближайшей таверне сообщение, что мне нужно с ним увидеться. Так я и сделал, когда узнал, что вы сожгли книги. — При этих словах Мартин понурил голову: неужели все-таки испытывал угрызения совести?

— Отныне вы, разумеется, не будете следить за мною. Но с виду все останется как прежде. Пока не знаю точно, возникнет ли такая необходимость, но мне может понадобиться, чтобы вы пошли в таверну с сообщением.

Тут уж Броккет обеспокоился всерьез:

— А нельзя нам с Агнессой теперь просто отказаться от места?

— Нет. И если вы уйдете без моего согласия, я позабочусь, чтобы впредь вы больше не нашли работы. А теперь мне нужно послать письмо в Хэмптон-Корт.

Мартин совсем перепугался. Он, наверное, и прежде понимал, что Стайс связан с охотой на еретиков и что здесь замешана политика, но, несомненно, предпочитал не думать об этом.

— Понятно? — строго спросил я его.

— Да, сэр. Я сделаю, как вы скажете.

Эконом глубоко вздохнул, и буквально у меня на глазах его лицо вновь превратилось в обычную бесстрастную маску. Чуть покачиваясь, он встал и взял со стола серебряное блюдо.

Наша встреча с Роулендом была назначена на два часа, и время уже подошло. В животе у меня урчало от голода, но я вышел из дома и направился в Линкольнс-Инн. Когда меня пригласили в кабинет к казначею, он, как всегда, сидел за своим столом. Без малейших признаков смущения Роуленд улыбнулся мне: