К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

— Николас, есть тут одна работенка, которую я бы хотел тебе поручить. — И я дал юноше список, который вчера подготовил для меня Галлим, вместе с обрывком кружева, аккуратно завернутым в бумагу. Я добавил туда из своего кошелька несколько шиллингов, на которых медь уже просвечивала сквозь серебро на носу у короля. — Я хочу, чтобы ты обошел всех вышивальщиков из этого перечня и проверил, не узнает ли кто-то из них свою работу. Вероятно, это кружево изготовил один из них. Скажи, что я консультировался с мастером Галлимом — он один из самых уважаемых членов их гильдии. Но не говори, в чем дело. Сможешь это сделать? Воспользуйся на полную катушку своим джентльменским шармом.

Барак фыркнул:

— Ха! Этот дылда, по-вашему, обладает шармом?

Николас пропустил его слова мимо ушей.

— Несомненно, мастер Шардлейк, — заверил он меня.

— Хорошо бы сегодня утром, — добавил я.

— Отправлюсь прямо сейчас. — Овертон взял кипу документов со своего стола, вернул их обратно Джеку и весело улыбнулся. — Боюсь, придется оставить это вам с Джоном.

На этот раз я взял лодку до пристани Уайтхолла и, когда мы приблизились, надел мантию со значком королевы. Лодочники вовсю выгружали товары для дворца, толкаясь на причале со слугами и посетителями. Стражник, как обычно, проверил, есть ли мое имя в списке, и направил меня в помещение королевской стражи. Я прошел по коридору, примыкающему к кухням, и заметил через открытые двери поваров и поварят, готовивших еду для нескольких сотен человек, имевших право обедать в Большом зале и апартаментах. У людей на кухне не было официальных значков — только дешевая льняная одежда, а сейчас, в июльскую жару, некоторые из них разделись до пояса. Я прошел мимо, пересек Большой зал под великолепной крышей на балках, а оттуда вышел во двор. Сегодня был день раздачи милостыни, и чиновники из соответствующей службы стояли у главных ворот, протягивая пакеты с едой толпящимся рядом нищим, за которыми внимательно наблюдала стража. Остатки каждого дворцового обеда, содержащего больше яств, чем можно съесть, обычно ежедневно распределяли по больницам и благотворительным учреждениям, но дважды в неделю их раздавали у ворот в знак королевской щедрости.

Большинство людей во дворе не обращали внимания на эту сцену, занимаясь своими обычными делами, но я увидел, что двое мужчин наблюдали за происходящим. Я узнал обоих: они присутствовали на сожжении на Смитфилдской площади. Один, в шелковой сутане и коричневой меховой накидке, был епископом Стивеном Гардинером. Вблизи его суровое лицо с густыми сдвинутыми бровями, круглым, как луковица, носом и широкими губами выглядело поистине грозным. Рядом с ним стоял Уильям Пейджет, личный секретарь короля. Как обычно, на нем были шапка и коричневый камзол с длинным горностаевым воротником. Он нежно, как любимую кошку, поглаживал своей квадратной ладонью густой белоснежный мех с черными крапинками.

Я услышал, как Гардинер произнес:

— Посмотрите на ту женщину, которая бесстыдно проталкивается мимо мужчин, протягивая свои лапы за едой. Неужели недавнее зрелище на Смитфилде не показало горожанам, что женщины должны знать свое место?

— Если надо, мы повторим урок, — ответил Пейджет.

Они даже не пытались приглушить голоса, вполне довольные тем, что их слышат. Стивен продолжал хмуриться на толпу нищих, и его сердитый взгляд словно бы показывал, как этот Божий человек обращает свое лицо к миру. Впрочем, Уильям не проявлял особого интереса к зрелищу. Проходя у них за спинами, я услышал, как он сказал:

— Томас Сеймур вернулся с войны.

— Этот человек слишком много о себе мнит, — презрительно хмыкнул Гардинер.

Пейджет улыбнулся, показав тонкую полоску белых зубов в густой бороде.

— Он плохо кончит, так ничего и не добившись.

Я пошел дальше, вспомнив, как фрейлины обсуждали Томаса Сеймура в покоях королевы. Он был братом видного реформатора и советника лорда Хартфорда, и Екатерина Парр после смерти второго супруга вышла бы за него замуж, если бы не вмешался король. Я знал, что с тех пор королева и Сеймур осмотрительно держались подальше друг от друга и Томас часто выполнял военные миссии на море или отправлялся с дипломатическими поручениями. Раньше я имел с ним дела, не очень приятные. Пейджет был прав: это глупый и опасный человек, протеже своего амбициозного брата. Интересно, какие чувства вызвало у королевы его возвращение?

Я снова прошел в помещение стражи, поднялся по лестнице и вошел в приемную. Окружающее великолепие по-прежнему изумляло. Витиеватость, яркие цвета и разнообразие украшений опять поразили меня: взгляд то и дело задерживался на каком-нибудь узоре на колонне, захваченный замысловатой деталью превосходно изображенных листьев лозы, и тут же переключался на какой-нибудь кричащий красками гобелен со сценой из античной истории. Меня и на этот раз заинтересовал портрет королевской семьи, на котором была изображена леди Мария, а за спиной у нее — дурочка Джейн. Я прошел мимо, не привлекая к себе внимания, — несомненно, горбатый юрист из Ученого совета королевы намерен обсудить какие-нибудь вопросы, связанные с землевладением.

Найдя мое имя в списке, стражник пропустил меня в личные покои ее величества. Там, у окна, как и в прошлый раз, сидела за шитьем стайка фрейлин. И снова леди Хартфорд, жена Эдуарда Сеймура, бросила на меня высокомерный взгляд. Спаниель герцогини Саффолк, увидев меня, тявкнул, и хозяйка пожурила его:

— Не шуми, глупый Гардинер! Это опять пришел тот странный законник.

Открылась внутренняя дверь, и лорд Парр поманил меня в следующую комнату.

Королева снова сидела в своем обитом малиновым бархатом кресле под балдахином, а ее дядя подошел и встал рядом. На этот раз на ней было платье цвета королевского пурпура с глубоким вырезом, а переднюю часть корсажа украшали сотни крошечных тюдоровских роз. Она смеялась над кривляньями дурочки Джейн, сегодня одетой в белое и неуклюже исполнявшей перед нею танец, размахивая белой палочкой. Я переглянулся с лордом Парром. Джейн не обращала на нас внимания, продолжая свои па и дрыгая ногами. Меня удивило, что неглупые взрослые люди — не говоря уже о том, что это были высшие лица государства, — могут смеяться над такой глупостью, но потом до меня дошло, что среди вечных формальностей и церемоний двора, непрестанной необходимости выбирать слова и следить за каждым своим жестом выходки шутов могут принести некоторое облегчение.

Екатерина посмотрела на нас и кивнула дурочке:

— Джейн, хватит пока, моя дорогая. У меня дела с моим дядей и этим джентльменом.

— Этим джентльменом , — передразнила ее шутиха, отвесив мне преувеличенно почтительный поклон. — Этот горбатый джентльмен напугал меня, он хотел отобрать Утю.