К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

Он замолчал, когда мальчик, ходивший вокруг столов с зажженными свечами на грязных тарелках, поставил одну перед нами. На улице смеркалось. Барак отхлебнул пива и снова встал:

— Хочу быстренько пройтись туда-сюда по улице — посмотреть, не горит ли свет в том доме.

Он снова вышел и через несколько минут вернулся:

— Ставни и в самом деле зеленые, как сказано в записке. Они закрыты, но я заметил в щелях свет на первом этаже. — Джек приподнял брови и улыбнулся. — Заняться нам пока нечем, остается только ждать вечернего звона. — Он сделал еще один большой глоток пива.

— Спасибо, — тихо поблагодарил я. — Ловко ты все придумал. Мне бы самому ничего такого и в голову не пришло.

Мой помощник кивнул:

— Мне было довольно интересно убедить констебля помочь нам, проследив за этим домом. И даже та стычка в трактире, откровенно говоря, пришлась по душе, несмотря на раненую руку. Старые привычки так просто не умирают. — Он вдруг нахмурился. — Но у меня уже не та быстрота реакции, как раньше, да и сил поубавилось. У меня хорошая жена, хорошая работа, маленький ребенок, и скоро родится второй… — Некоторое время Джек смотрел куда-то вдаль, а потом сказал: — Когда я был мальчишкой, лорд Кромвель буквально вытащил меня из канавы. Мне очень нравилось служить у него: там требовался острый ум, а иногда и острый нож. Но такая работа — для молодых и для тех, кому нечего терять.

Мне на ум пришел отрывок из Священного Писания, и я процитировал его:

— «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое» [24] 1 Кор. 13: 11. .

— У меня никогда не было возможности что-либо делать по-младенчески. — Барак снова припал к пиву и жестко посмотрел на меня. — Просто дают о себе знать старые пристрастия: я по-прежнему люблю возбуждение, которое испытываешь оттого, что быстро двигаешься, быстро соображаешь и тщательно все подмечаешь, — насколько это лучше, чем целый день корпеть за столом в конторе. Сегодня я это понял. — Он задумался, а потом взглянул на меня и тихо признался: — Вы знаете, несколько месяцев назад я прошел на улице мимо своей матери.

Я изумленно уставился на собеседника. Мне было известно, что мать Барака, овдовев, быстро забыла его отца и вышла замуж за другого человека, которого мальчик терпеть не мог, и что в результате Джек к двенадцати годам оказался на улице.

— Она была уже совсем старая, сгорбленная и несла охапку хвороста, — рассказал мой помощник. — Не знаю, что стало с отчимом, — надеюсь, что этот тип умер.

— Ты поговорил с ней?

Джек покачал головой:

— Она шла навстречу, и я сразу ее узнал. Я остановился, не зная, сказать ей что-нибудь или нет. Мне было ее жаль. Но мать быстро прошла мимо, даже не узнав меня. Вот так. Пожалуй, оно и к лучшему.

— Как ты мог ожидать, что она тебя узнает? Ты же не виделся с ней больше двадцати лет!

— Хорошая мать узнала бы собственного ребенка, — упрямо проговорил Барак.

— Ты сказал Тамазин?

Мой помощник снова покачал головой:

— Нет. Она стала бы уговаривать меня разыскать эту женщину. А я не хочу. — Он сжал челюсти.

— Мне очень жаль.

— Что сделано, то сделано, — сказал Джек и сменил тему: — Вы понимаете, что Ника, если даже он еще жив, может не оказаться в доме? Эти люди хотят заманить туда вас, чтобы выяснить, что вам известно, и они не станут церемониться. А после этого вы им будете не нужны.

Я невозмутимо встретил его взгляд:

— Знаю. Но если они собираются допрашивать меня, это займет время. Поэтому мне и понадобился ты — чтобы следить за домом. Если я не выйду через двадцать минут, зови своего нового друга-констебля. Я, вообще-то, собирался сказать, чтобы ты бежал в Уайтхолл, но так будет лучше и быстрее.

— Хорошо. — Барак твердо посмотрел на меня своими карими глазами и серьезно заметил: — Вам нужно держаться подальше от Екатерины Парр. Вы каждый раз попадаете в опасную переделку, когда подходите к этой выгребной яме, называемой королевским двором.

— Но ее величество в опасности.

— Похоже, что по своей собственной вине.

Я перешел на шепот:

— Король умирает.

— Да, ходят такие слухи.

— Это вовсе не слухи. В последнее время я дважды мельком видел Генриха. Судя по его состоянию, он вряд ли протянет больше нескольких месяцев.

— И что потом?

— А потом, если реформаторы возьмут верх, королева может стать одной из тех, кто будет править страной от имени принца Эдуарда, возможно, даже сделается регентшей, как это было, когда два года назад король повел войско во Францию. Но эта книга, если вдруг попадет не в те руки, может погубить ее.

Барак наклонил голову:

— Даже если Екатерина уцелеет и реформаторы победят, на власть будут претендовать Сеймуры. В конце концов, они состоят в кровном родстве с принцем Эдуардом. Если они возьмут власть, королева сможет снова выйти замуж. — Он пристально посмотрел на меня. — Вероятно, еще один брак по политическим соображениям, с кем-нибудь, имеющим влияние при дворе.

Я криво усмехнулся:

— Джек, я никогда не питал никаких, даже самых отдаленных надежд для себя лично, если ты это имеешь в виду. Екатерина Парр была гораздо выше меня по положению еще до того, как вышла за короля. Я всегда это знал.

— Тогда пусть это будет последний раз, когда вы ей служите! — воскликнул Барак с внезапной свирепостью.

В девять с церкви сквозь сумерки донесся вечерний звон, и таверна опустела. Мы вышли на улицу, и я увидел на углу констебля с зажженным фонарем. Рядом стоял здоровенный парень помоложе.

— Только что заступил на вахту, джентльмены, — многозначительно сказал он Бараку, и тот кивнул.

Мы оставили их и пошли по Нидлпин-лейн до вывески с флагом, где из таверны тоже расходились посетители. Здесь народ был попроще и погрубее. Среди них я увидел нескольких подмастерьев. Джек кивнул на дверь позади:

— Я буду ждать там. Чтобы не было видно.

Я набрал в грудь побольше воздуха и напомнил ему:

— Стало быть, через двадцать минут.

— Засекаю время. Удачи.

— Спасибо.

Я пошел дальше на подрагивающих ногах. Пройдя мимо бедной хижины, где за окном виднелась семья оборванцев, ужинавших при свете дешевой свечи, я оказался у дома с зелеными ставнями. Как и Барак, я разглядел сквозь щели свет, а взглянув на верхний этаж, заметил и там тоже слабое свечение — кто-то следил за улицей. Но Барака этим людям оттуда видно не было.

Я постучал в деревянную дверь, и внутри тут же послышались шаги. Дверь открылась, и на меня уставился невысокий, плотного сложения человек в заляпанной рубашке. В одной руке он держал свечу, а другой придерживал кинжал на поясе. Элиас описал людей, пытавшихся проникнуть в дом Грининга, довольно расплывчато, но этот мужчина вполне мог быть одним из них. Лет тридцати, с густой шевелюрой и грубым квадратным лицом. Он смотрел на меня со злобным выражением, говорившим о вспыльчивости его характера.