Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Это надо мне . — Джонстон уронил на пол нож и придавил его ногой. — Кое в чем ты был прав, Мэтью. Если мне дать пистолет, кто-нибудь непременно умрет…

Он замолчал и покачнулся. Казалось, он на грани обморока.

— Кое-кому сегодня придется умереть, — сказал он.

И Джонстон направил дуло пистолета себе в лицо, что вызвало потрясенный вздох Бидвелла.

— Выбор у меня еще есть, как вы видите, — сказал Джонстон, на щеках которого играли красные отблески свечей. — До встречи в Аду, где я буду ждать вас всех с распростертыми объятиями.

— И вот сейчас, — объявил он после паузы, — спектакль действительно окончен.

Открыв рот, он вставил в него дуло пистолета, зажмурился и нажал на спуск.

С громким металлическим звуком сработал колесцовый замок. Шипящий сноп искр маленькими кометами полетел в лицо Джонстону.

Однако пистолет не выстрелил.

Джонстон открыл глаза, и в них был такой ужас, какого Мэтью ранее не видывал и не хотел бы увидеть вновь. Актер вынул изо рта дуло пистолета, который продолжал издавать стрекочущие звуки, как сверчок. Щупальца голубого дыма обвивали лицо Джонстона, растерянно заглядывавшего в ствол. Вспыхнула еще одна искра — яркая, как золотая монета.

Пистолет разродился звуком, похожим на удар деревянного молота по доске.

Голова Джонстона откинулась назад. В его широко открытых, влажно блестящих глазах застыло изумление. Мэтью увидел кровь и красно-серые ошметки на стене позади черепа Джонстона. Бидвелловская карта вымышленного Фаунт-Ройала вмиг покрылась кроваво-мозговой пленкой.

Колени Джонстона подломились, и он рухнул на пол, напоследок согнувшись так, словно отдавал прощальный, высокомерный поклон.

Мгновение спустя его голова ударилась о половицы, и из жуткой дыры на затылке — напротив лишь немногим менее аккуратной дырки на лбу — потекла материальная смесь из лицедейских воспоминаний, хитрых планов, сценического таланта, ума, гордости, страха тюрьмы, мечтаний, злобы и…

И его тяги к преподаванию в том числе. Даже это размазалось жижей по полу и стене.

Вдалеке залаяла собака. Голос несчастной, покинутой твари. Из окна комнаты судьи Мэтью смотрел на потемневший город и думал: даже собаки понимают, что Фаунт-Ройал обречен.

Прошло пять часов после самоубийства Алана Джонстона. Большую часть этого времени Мэтью провел здесь, сидя на стуле рядом с кроватью Вудворда и читая Библию в круге тускловатого света лампы. Не какой-то сознательно выбранный раздел, а просто частицы утешительной мудрости. Впрочем, большинство фраз он просматривал, не вчитываясь, и был вынужден возвращаться к ним вновь, чтобы проникнуться их светом. Это было солидное издание, которое приятно держать в руках.

Судья умирал. По словам Шилдса, он мог не дотянуть до утра, и Мэтью счел за лучшее все время быть с ним рядом. Бидвелл и Уинстон в гостиной обсуждали последние события, как уцелевшие воины вспоминают жестокую битву, которая закалила их души. Доктор отсыпался в комнате Мэтью, а миссис Неттлз коротала вечерние часы, заваривая чай, полируя столовое серебро и прибираясь на кухне. По ее словам, в доме накопилось много давно отложенных дел, хотя было понятно, что это всего лишь предлог — просто она на свой манер дежурила у смертного одра. Неудивительно, что миссис Неттлз не могла заснуть, поскольку ранее на нее пришлась основная работа по уборке в библиотеке, хотя мистер Грин и вызвался приложить к этому руку, сложив кусочки мозга и осколки черепа в джутовый мешок и унеся это все в выгребную яму.

Рейчел находилась на первом этаже и вероятно — как он предполагал — спала в комнате миссис Неттлз. После выстрела она пришла в библиотеку, заявив, что хочет посмотреть на лицо человека, убившего Дэниела. Мэтью не чувствовал себя вправе ей воспрепятствовать. Хотя еще ранее он ей рассказал, как и кто совершил убийства, по какой причине и все прочее. Но Рейчел захотела сама увидеть мертвого Джонстона.

Она прошла мимо Уинстона, доктора Шилдса и Бидвелла, не удостоив никого из них и взглядом. Она проигнорировала Хайрама Аберкромби и Малькольма Дженнингса, примчавшихся с топорами на звук выстрела. И разумеется, она миновала Грина, как будто рыжебородый гигант с выбитым передним зубом был попросту невидим. Она остановилась над мертвецом и посмотрела в его открытые, невидящие глаза. А потом сказала тихим голосом:

— Наверно… я должна была бы дико негодовать, проведя столько дней в тюремной камере… и в конце так и не увидев его смерть. Но… — Она повернулась к Мэтью, и слезы, которые она теперь могла себе позволить, полились из глаз. — Такой злобный… такой подлый… он ведь прожил все свои дни в созданной им самим тюрьме, разве не так?

— Именно так, — сказал Мэтью. — И даже когда ему казалось, что он подобрал ключ к замку, открытая им дверь вела лишь в еще более мрачную темницу.

Грин поднял с пола пистолет, ранее принадлежавший Николасу Пейну. Тогда же Мэтью отметил про себя, что в этой комнате присутствуют все люди, которых они с судьей встретили в первый вечер после своего прибытия.

— Спасибо, мистер Грин, — сказал Мэтью. — Ваше участие было чрезвычайно ценным.

— Всегда рад помочь, сэр. Можете на меня рассчитывать. — Грин успел проникнуться таким почтением к Мэтью, как будто писарь был здоровяком ему под стать. — До сих пор поражаюсь удару, которым вы меня свалили!

Он помассировал свою челюсть, вспоминая об этом деянии.

— Я только увидел занесенный кулак, а потом… Господи, звезды в глазах! — Он хмыкнул и посмотрел на Рейчел. — Нужно быть чертовски крутым бойцом, чтобы меня вырубить напрочь, клянусь честью!

— Э-э… да. — Мэтью мельком покосился на миссис Неттлз, которая стояла рядом и слушала это восторженное признание с лицом, будто высеченным из гранита. — Иной раз и сам не поймешь, откуда возьмутся силы. Бывает же так?

Дженнингс и Аберкромби подняли труп и уложили его на приставную лестницу ничком, чтобы меньше пачкать пол вытекающими из черепа мозгами, а потом накрыли покойника простыней. Бидвелл сказал Мэтью, что тело пока поместят в один из сараев невольничьего квартала, а назавтра «поганый ублюдок» — именно так его назвал Бидвелл — будет выброшен в болото, где его последнему представлению будут радоваться только вороны и стервятники.

Мэтью подумал, что конец лицедея будет сродни участи тех, кто был закопан в грязь на задворках трактира Шоукомба. Что ж, прах к праху, пыль к пыли, грязь к грязи.

А теперь он с печалью ждал другой неминуемой смерти. По словам доктора Шилдса, его укрепляющее снадобье исчерпало свои возможности. Организм Вудворда просто сдался, и уже ничто не могло обратить процесс умирания вспять. Мэтью не держал зла на доктора — тот сделал все от него зависящее, располагая скудным запасом медикаментов. Быть может, кровопускания были излишней мерой, а может, роковой ошибкой стало позволение судье исполнять свои обязанности, будучи настолько больным. Может, еще что-то было сделано не так или, напротив, не сделано… однако сейчас Мэтью должен был принять жесткую, холодную правду.