Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Он прикрыл глаза, и легкая улыбка на его губах навела Мэтью на мысль, что проповеднику в эту минуту слышится тот самый крик.

Когда Иерусалим вновь поднял веки, игра света от фонаря придала его глазам красноватый оттенок.

— А поутру, — продолжил он, — я объявил, что миссис Пейтон вырвана из когтей Дьявола, и обратился к судье с просьбой выслушать ее признание до того, как подожгут костер. Я сказал, что готов свидетельствовать в пользу любой женщины, вернувшейся в лоно христианской церкви с такой пылкой страстью. В конечном счете, миссис Пейтон была изгнана из города, но она сделалась рьяной поборницей истинной веры и странствовала со мной еще несколько месяцев.

Он помолчал, склонив голову набок.

— Услышала ли ты мою историю, ведьма Ховарт?

— Думаю, этой историей вы сами себя разоблачили, — ответила Рейчел.

— Воистину — как человек, глубоко познавший женскую природу. Ваше Евино племя легко совращается с пути истинного всяческими проявлениями Зла. А уже потом вы совращаете с этого пути мужчин — и горе племени Адамову!

Рейчел завершила умывание и отодвинула в сторону ведерко. Затем подняла взгляд на проповедника:

— Похоже, вы очень много знаете о зле.

— Это так. Я изведал все его входы и выходы.

— Не сомневаюсь, что вас особенно интересуют все входы и выходы применительно к моему племени.

— Это был весьма ловкий выпад, однако цели он не достиг, — парировал Иерусалим. — В юности — да и бо́льшую часть своей жизни — я шел неверным путем. Я был вором и богохульником, якшался с бродягами и шлюхами, предавался порокам, блуду и содомии. Сказать по правде, я погубил души многих женщин всего лишь ради плотских утех. О да, ведьма Ховарт, я многое знаю о Зле.

— И вы как будто этим гордитесь, пастырь.

— Пристрастие к подобным вещам я обрел от рождения. Как говорили мне многие блудницы — а равно и почтенные вдовы, — мое мужское достоинство превосходит размерами все ими виденные. Иные признавались, что от него даже дух занимается.

— Что это за пастырство такое? — возмутился Мэтью, покрасневший от непристойного бахвальства Иерусалима. — Будьте добры удалиться, сэр!

— Всему свое время. — Иерусалим не сводил глаз с Рейчел. — Знай же, ведьма Ховарт, что мой дар убеждения по-прежнему силен. Если только пожелаешь, я смогу сделать для тебя то же, что сделал для миссис Пейтон. Сейчас она ведет добродетельную жизнь в Виргинии, благо я выдавил из ее лона все греховное. И тебя я могу так же освободить, скажи только слово.

— И это избавит меня от костра?

— Можешь не сомневаться.

— После чего вы посоветуете изгнать меня из города, лишив земли и дома, а после предложите мне стать вашей спутницей?

— Да.

— Я не ведьма, — с нажимом произнесла Рейчел. — Я не следую ни за каким темным властелином сейчас и не намерена следовать за темными властелинами в будущем. И мое слово вам: «нет».

Иерусалим улыбнулся. Свет фонаря блеснул на его зубах.

— Ну конечно, судья ведь еще не вынес тебе приговор. Возможно, ты надеешься повлиять на его решение через этого юнца? — Он кивком указал на Мэтью; Рейчел ограничилась гневным взглядом. — Что ж, у тебя есть время поразмыслить. Но не советую с этим затягивать, потому что костер для тебя начнут складывать в ближайшие дни. Будет жаль смотреть на то, как ты на нем жаришься — такая молодая и такая годная для применения моего христианского меча.

Едва он договорил последнее слово, как открылась входная дверь, и появился Ганнибал Грин с фонарем и ведерком, над которым поднимался пар от яичницы-болтуньи. При виде проповедника Грин замер как вкопанный. Накануне днем Исход Иерусалим произвел на него сильное впечатление.

— Сэр? — произнес он с некоторой робостью. — Посетители сюда не допускаются без дозволения мистера Бидвелла. Таково правило.

— Я получил дозволение от Отца нашего Небесного, — заявил Иерусалим, дружелюбно улыбнувшись великану-тюремщику. — Впрочем, не желая нарушать земные правила мистера Бидвелла, я сейчас же уйду.

— Благодарю вас, сэр.

Проходя мимо Грина, проповедник положил руку ему на плечо:

— Ты хорошо справляешься с охраной этой ведьмы. Имея дело с ей подобными, никакие предосторожности не излишни.

— Да, сэр, я это знаю. Спасибо на добром слове.

— Неблагодарное занятие, понимаю. Ты же добрый христианин, это сразу видно. — Он двинулся дальше, затем опять остановился. — Ах да. Нынче в семь вечера я произнесу проповедь касательно этой ведьмы, так что и ты приходи, если хочешь. Это будет первая из нескольких проповедей. Ты знаешь место, где разбит мой лагерь? На улице Усердия.

— Знаю, сэр.

— Если ты верный слуга Господень, сообщи о времени и месте своим братьям и сестрам во Христе. А также дай знать всем, что я перебиваюсь той скромной пищей, какая с благословения Божьего попадает в мою корзину для пожертвований. Послужишь ли Господу таким образом?

— Да, сэр, — сказал Грин. — Я бы рад… то есть я буду рад.

Иерусалим еще раз взглянул на Рейчел:

— Времени для покаяния у тебя мало, ведьма Ховарт. Но искупление еще возможно, если ты его заслужишь.

Он прикоснулся пальцем к краю своей треуголки и засим отбыл.

Мэтью испытал сильное потрясение при виде Вудворда, когда тот около двух часов пополудни вошел в тюрьму, поддерживаемый Ганнибалом Грином и Николасом Пейном. Судья был в длинной серой куртке и с шарфом цвета ржавчины вокруг шеи. Лицо — блестевшее от пота и цветом мало отличное от куртки — было опущено, ибо ему приходилось следить за своими ногами. Шагал он очень неуверенно и в целом выглядел постаревшим лет на двадцать по сравнению с предыдущим днем.

Ранее, в обеденное время, Грин сообщил Мэтью, что судебный процесс решили отложить, поскольку судья этой ночью сильно разболелся, однако же тюремщик слышал от Пейна, что Элиасу Гаррику было наказано явиться в тюрьму к двум часам. Посему Мэтью ожидал увидеть хворающего судью, но не был готов ко встрече с почти инвалидом. Безусловно, Вудворду следовало находиться в своей постели, а то и в лечебнице доктора Шилдса.

— Зачем вы привели его сюда? — запротестовал Мэтью, подойдя к решетке. — Он слишком болен, чтобы заседать в суде!

— Я выполняю приказ мистера Бидвелла, — ответил Пейн, поддерживая Вудворда, пока Грин отпирал ключом камеру. — Он распорядился доставить судью сюда.

— Такие вещи недопустимы! Нельзя принуждать судью работать, когда он еле держится на ногах!

— Не вижу, чтобы его кто-нибудь принуждал, — ответил Пейн.

Грин открыл дверь камеры и затем помог Пейну ввести внутрь Вудворда, от которого исходил сильный и резкий запах медикаментов.

— Я требую встречи с Бидвеллом! — почти прокричал Мэтью, раскрасневшись от гнева. — Приведите его сию минуту!