Мария Амор - Смертельный вкус Парижа [litres]

– Где вы слышали о колене моей жены?

– В какой-то газете писали.

Валюбер сказал, что следствие скрыло от прессы этот факт, но, похоже, Марго была в курсе следственных тайн. Я вспомнил слухи о ее связи с главой отдела криминальных расследований.

Я перешел к следующему пункту:

– Кстати, свидетель уверяет, что при падении вы еще и выругались.

– Вот как?! Выругалась? Убийство меркнет перед таким злодейством! Странно, что я все еще в ресторане, а не в камере предварительного заключения! – Она уже пришла в себя и теперь жевала утку с завидным аппетитом. – Мне помнится, вы признались, что свидетель заявил, будто видел не меня, а вашу жену.

– Он не видел лица женщины и ошибся. Моя жена не могла выругаться.

Марго поперхнулась наигранным дребезжащим смехом:

– Надо же, как хорошо мужчины думают о своих женах! Это, право, даже трогательно. Видно, полагают, что если женщина – дурочка, то она невинна и чиста, как ангел. Даже выругаться не в состоянии.

У меня потемнело в глазах от оскорбления в адрес Елены, но я сдержался.

– Свидетель видел вас, но из-за того, что ранее он видел мою жену, он принял вас за нее. Вы обе были в черном.

– Значит, свидетель, который был там, ошибается, а вы, которого там не было, знаете лучше?

Я вдохнул сложную смесь цветочного аромата рейнвейна со сладким дымком копченого мяса:

– Вы совершили ошибку, стреляя Люпону в грудь, а не в голову. Он все-таки успел сообщить, кто убил его.

Она промокнула краем салфетки жирные губы:

– Вы уже пробовали этот трюк.

– К сожалению, я не сразу понял слова умирающего.

Я ругал себя за это последними словами. Надо было еще при первом допросе в госпитале передать следователю шепот Люпона, пусть невнятный и непонятный. Но тогда мне послышалось, что раненый выдохнул что-то вроде «прекс» или «перс»… Побоявшись кинуть даже тень подозрения на Елену, я отмел всех этих наполовину выговоренных не то по-русски, не то по-французски «прекрасных персиянок» как непроизвольный хрип. Убедил себя, что это игра моего встревоженного воображения. А когда сообразил, что на самом деле хотел сказать Люпон, было поздно. К тому времени полиция уже знала, что я пытался скрыть браунинг в иранском посольстве, и не поверила бы ни единому моему слову.

Подкатили тележку со сладостями. Марго склонилась над крохотными корзиночками с фруктами, шоколадными эклерами и фламбированным крем-брюле:

– Что ты предпочитаешь, mon chéri ? – В присутствии гарсона она опять была сама нежность.

– Merci , ничего.

– Какая жалость! Я возьму вот это… и это… и, пожалуй, это.

Она перетащила на тарелку чуть не половину сладкого стола.

Ее сумка оставалась раскрытой. Марго была совсем не прочь заполучить пистолет, вот только никаких признаний в обмен на него она, похоже, делать не собиралась. Запихнув в рот меренгу от знаменитого Ладюре, она заявила:

– Я не верю вам, и полиция вам не поверит. И вашему другу с его выдумкой о подаренном мне пистолете тоже.

Я начал терять самообладание:

– А почему вы позвонили в больницу и поинтересовались здоровьем своего раненого любовника лишь спустя полтора часа после того, как Клэр Паризо сообщила вам о случившемся?

Тонкие пальцы с длинными кровавыми ногтями цапнули с блюда последнее безе:

– Знаете, почему лучше быть любовницей, а не женой? Любовница ничего объяснять не обязана. А Иву-Рене вообще с женщинами не везло – вдовушка и та приперлась в больницу под ручку с любовником, но даже ей не пришлось оправдываться. – Слизывая крем с пальцев, она небрежно бросила: – Увы, убийца – ваша жена. Со мной все это не могло случиться просто потому, что человек не может быть одновременно в двух местах, а у меня есть неопровержимые доказательства и свидетель, что я была дома.

– Ваш свидетель – ваша мать.

Не сводя с меня глаз, она на ощупь выудила из сумки зеленую пачку «Лаки Страйк» и вставила сигарету в мундштук:

– Моя мать, а также Клэр Паризо и телефонистка. И главное – современная технология отслеживания телефонных переговоров.

– Это еще не все, – сказал я.

Нарисованные ниточки бровей уплыли вверх, вздыбив наклеенного на лоб волосяного червяка:

– Покамест ваше «все» – это просто ничего. Вы правда верите, что если вы сейчас пойдете на Кэ д’Орфевр и сообщите, что внезапно вспомнили, что Люпон на смертном одре открыл вам, что в него стреляла негодница Марго, то они сразу забудут про все улики против настоящей убийцы и на основании ваших выдумок арестуют меня? А этот пистолет с тайными опознавательными знаками у вас?

Мое молчание она приняла за признание в поражении. Торжествующе затянулась краешком рта, закинула голову, выпустила тонкую, как змеиное жало, струйку дыма.

– Хотите, я расскажу вам, как все было на самом деле? Вначале, чтобы выгородить свою супругу, вы пытались обвинить в убийстве Люпона чудака Додиньи. И когда подтвердилось, что он действительно рыскал утром вокруг ресторана, вы возликовали. Вы сблизились с беднягой, предложив ему вместе искать убийцу среди парижских арт-дилеров, а тем временем собирали на него компромат. Ведь это вы предъявили полиции пуговицу с его сюртучка. Однако оказалось, что он не только не убивал Люпона, но и, наоборот, видел, как его убила Элен Ворони́н. Да-да. А вы думали, я не знаю, кто ваш таинственный свидетель? – Она ладонью размела дым. – Разумеется, очумелый Додиньи.

Я смял салфетку:

– В вашем изложении моя роль выглядит не слишком благородной, но факты верны.

Официант принес ей чашу с водой, Марго окунула в нее пальцы.

– Кстати, и окурок «Лаки Страйк» под мостом бросила ваша жена. В «Отеле Друо» я видела ее курящей именно эти сигареты.

Ресторан уже был почти пуст. Я выглянул в окно. Смеркалось, по улице проезжали машины, шли редкие прохожие. Если «Ситроен» Дерюжина и подъехал, на глаза он не показывался.

– Это не могла быть ее сигарета. Моя жена убежала из ресторана, потому что не хотела оставаться в обществе Люпона. Ни одной минуты она не провела бы добровольно с этим хамом и тем более не стала бы курить с ним наедине.

Марго тщательно вытерла пальцы салфеткой:

– Это она вам сказала, а вы сразу ей поверили? Многие женщины, когда убегают от мужчин, стараются не бежать слишком быстро.

Она отбросила салфетку, выудила из сумочки черные перчатки и, нарочито медленно натягивая их, с наигранным мученическим терпением переспросила:

– Доктор Ворони́н, так с какой стати я должна бояться ваших разоблачений? Есть ли у вас хоть одно, одно-единственное доказательство, что ваша жена не убивала Люпона? Или есть только безграничная вера в нее?

Я молча выцедил остатки вина в свой бокал. Она была права: пока главная улика – браунинг – оттягивала мой карман, Марго могла отрицать все свидетельства и прочие мои умозаключения. Она торжествовала: