Мария Амор - Смертельный вкус Парижа [litres]

– Вы полный кретин. Неужели вы воображали, что вам удастся вызвать полицию?

– По-моему, план был не так уж и плох. Просто не удался, – признал я философски.

В запасе еще оставался Дерюжин с ажанами, если, конечно, она не застрелит меня до их появления. Я шагнул к мосту, послышался щелчок курка.

– Марго, право, это глупо. Ну хорошо, да, я пытался вызвать полицию, ведь вы обманули меня. Но мне это не удалось, полиция не явилась, пистолет у вас, вы свободны. Полиция вас ни в чем не подозревает, у вас по-прежнему есть ваше алиби. Без пистолета и письменного признания я ничего не смогу доказать. Зачем рисковать и угрожать мне?

– С моей точки зрения, рисковать – это оставить вас в живых. Где я найду Дерюжина?

Я сам его ждал, как второе пришествие, и уже почти отчаялся, что он появится, но продолжал тянуть время:

– Марго, вы же понимаете, что никто ему не поверит. Согласен, припоминать шалости вашей юности было не галантно. Я напрасно задел вас. Я готов извиниться.

Она фыркнула. Я продолжил увещевать:

– Но кого в наши дни этим шокируешь? Ваша биография – дело совершенно неподсудное. Это точно не причина совершать непоправимые глупости.

Я отступил в сторону тени под стеной и сразу услышал:

– Еще одно движение, и вы труп.

Что-то тут было не так. Если бы она собиралась убить меня, она бы это уже сделала. У нее явно имелся какой-то план, мне непонятный, но ничего хорошего не сулящий. Она чего-то или кого-то ждала. Меня это устраивало, я все еще надеялся, что вот-вот донесется звук мотора, хлопанье автомобильных дверей, послышатся шаги полицейских.

Но Дерюжин мешкал, и я продолжал урезонивать злодейку:

– Марго, привычка убивать людей под мостом Турнель не кончится для вас добром. Один раз вам повезло, но во второй вам не выкрутиться.

– Я никого убивать не собираюсь. Смерть на гильотине вовсе не так легка, как принято думать. Говорят, отрубленная голова что-то чувствует еще секунды три. Представляете себе эти три секунды? Нет, я бы сделала все на свете, чтобы избежать такой казни. Это не я убью вас.

Что она задумала? Неужели она сошла с ума?

– А кто?

Изредка сверху проезжали машины. Может, закричать? Не стоит. Случайный водитель вряд ли услышит мои призывы о помощи, а если и услышит, то лишь прибавит газу.

– Как кто? Ваша жена, конечно. Вы водите меня по ресторанам, метрдотели и официанты видят наши ласки и поцелуи. Весь Париж уже знает. Я уверена, что она нас выследила. Она же темпераментная женщина – беднягу Люпона вон продырявила только за то, что он ее за задницу ухватил.

Было жарко, но меня пробил холодный пот:

– Вы ее вызвали? Вы считаете Елену идиоткой? Она никогда не поверит ни единому вашему слову!

– Никогда не ручайтесь за жену. Особенно если по несчастливой… или, скорее, счастливой случайности ей в руки попала адресованная вам записка. Ей стало ясно, что мы с вами докопались до правды. И она знает, что я приведу вас сюда. Мы просто не оставили ей выбора.

У меня загрохотало в ушах. Я все просчитал и все же просчитался: я был уверен, что имею дело с хладнокровной осмотрительной убийцей, которая любой ценой будет скрывать совершенное преступление, а оказалось, обезумевшая психопатка готова пойти на еще одно, теперь двойное, убийство с надеждой объявить его потом самозащитой.

Наверху шумная пьяная компания покинула ресторан, но я не решился окликнуть их. С рехнувшейся Марго станется выстрелить в кого угодно. А сам я, хорошо видимый, на прицеле и безоружный, не мог напасть на невидимого и вооруженного противника.

Надежда на своевременное появление полиции таяла. Оставалось пытаться отговорить ее:

– Вам никогда не удастся представить это убийство как самозащиту. У Елены даже нет оружия.

– Так вы же сами приволокли пистолет!

Нет, этого нельзя допустить! Надо любой ценой вынудить ее разрядить браунинг. В нем всего две пули. Если первый выстрел не убьет меня наповал, останется неплохой шанс заставить ее потратить и второй патрон. Я шагнул в темный зев тоннеля и в этот миг услышал за спиной цоканье каблучков. Марго захихикала:

– И почему мужчины всегда женятся на дурочках?

Я обернулся. В развевающемся полупрозрачном платье, похожая в свете луны на серебристое облако тумана, вниз по ступенькам летела Елена. Я заорал:

– Уходи! Беги отсюда!

Она не слушала, неслась ко мне. Ее подсвеченные фонарем волосы реяли сияющим нимбом. Забыв о боли в ноге, я ринулся к тоннелю – заслонить ее, встать между ней и убийцей, но не успел. Елена бросилась наперерез, прижалась ко мне. На фоне неба и лунной дорожки мы красовались прекрасными мишенями. Теперь на нас двоих хватило бы одной пули.

Марго вышла на лунный свет, дуло смотрело прямо на нас:

– Мадам, отойдите от него, или я убью вас обоих.

Я с силой отшвырнул Елену в сторону. Она отлетела, мой невесомый воробышек, ударилась о стену, болезненно и изумленно охнула. Зато попала в спасительную тень.

– Я знала, что вы меня послушаетесь, – сказала Марго. – Люди всегда слушаются, когда думают, что им есть что терять.

Я одеревенел, ожидая, когда прилетит пуля, но Марго сдернула с себя шляпку, подкинула, выстрелила в нее и отшвырнула в тьму тоннеля. У нее осталась только одна пуля. И только тут я сообразил, что именно она задумала. Слишком поздно я понял, почему медлила стрелять в меня, почему не хотела задеть Елену, почему с апломбом предсказала, что мою жену будут судить за убийство. В панике я затараторил:

– Марго, давайте договоримся! Мы можем договориться! Мы навсегда покинем Францию, вы никогда нас больше не увидите, клянусь. Дайте нам только то, что я предлагал вам.

Но она уже приняла решение:

– Вы такой же дурак, как и ваша благоверная. Я никогда не буду зависеть от вас. Прощайте. Вам повезло больше, чем вашей жене. У меня слабость к красивым мужчинам.

Я захлебнулся жутью беспомощности и неизбежности. Грохнул выстрел, вспышка на мгновение осветила тонкую черную фигуру. Послышались женский стон и звук рухнувшего тела.

17 июня, пятница

Сегодня Додиньи не прятался в углу, а устроился посреди зала. Его освещенная люстрой лысина сверкала на весь затхлый «Полидор». При виде меня паршивец встрепенулся, призывно замахал руками, словно мы были лучшими друзьями и он никогда не обвинял меня в отравлении, а Елену – в убийстве.

– Дорогой Александр, позвольте выразить вам свое сочувствие. Могу только догадываться, что вам пришлось пережить. Этот русский таксист ведь под арестом?

Я проманкировал его протянутую ладонь и не ответил, поскольку не намеревался обсуждать с ним что-либо, касающееся страшных событий под мостом. Он запнулся, просительно заглянул мне в глаза: