Мария Амор - Смертельный вкус Парижа [litres]

– Я намекнул газетчику, что на смертном одре Люпон поведал мне имя своего убийцы. Я надеялся, что преступник клюнет на это. И клюнула все та же Марго. Она позвонила и предложила встретиться. Объяснила, что ей важно знать, кто застрелил ее друга. Я не мог отказаться от шанса выведать что-нибудь существенное. Эта встреча действительно оказалась не полностью бесполезной. Марго поспешила заявить, что я лгу, утверждая, что Люпон назвал ее имя, хотя я ничего подобного не говорил. А потом, когда заметила, что я интересуюсь Додиньи, тут же заключила, что раненый вообще не называл никакого имени.

– Потому что понимала, что Люпон мог указать только на нее, – заключила Елена.

– Еще бы! – крякнул Дерюжин. – Уж она-то знала, кто стрелял!

– Да, иногда скрыть знание труднее, чем солгать.

– Сразу было очевидно, что это она, – холодно сказала Елена.

– Это в тебе говорит неприязнь. Во мне Марго тоже особой симпатии не возбудила, но все эти несообразности еще не объясняли, как она могла успеть в Рамбуйе за двадцать пять минут. Зато против Додиньи улики посыпались как из рога изобилия: его пуговица на месте преступления, его исчезнувший знаменитый сюртук, его записка, его соперничество с Пер-Лашезом. Мадемуазель Креспен пришлось отмести.

Дмитрий зачерпнул ложку янтарной ухи с морковным кораллом:

– Да какой он убийца! Просто малахольный.

– Малахольный – это не помеха. Не видали мы осатаневших истериков, что ли? Помнишь Игнатьева, который постоянно плакал от страха, а потом вдруг выскочил из окопа и помчался прямо на немецкие позиции? Я встретился с Додиньи. К тому времени я уже знал, что он что-то искал на месте преступления, вероятнее всего, найденный мною клок пиджака. Однако сам Марсель с пеной у рта обвинял Люпона в производстве и сбыте имитаций антиквариата и пылко убеждал, что убийца наверняка кто-то из его сообщников. Возник целый круг добавочных подозреваемых. Додиньи поволок меня к арабскому коллекционеру, потом натравил на арт-дилеров. Но все в один голос только сгущали подозрения насчет моего рьяного помощника.

– У Куракина ты с ними так разболтался, что забыл про нас. – Елена лениво ковырялась в своей тарелке.

Я не стал уточнять, кто про кого забыл.

– Я расследовал убийство, а совершенно случайно обнаружил доказательства махинаций Пер-Лашеза и его коллег. Додиньи они опасались, но я показался им типом, который и сам не прочь нагреть руки на поставках Тегерану. Мишони легко согласился скопировать для шаха трон, даже пообещал, что подлинность его копии удостоверит Серро. На их счет Марсель оказался прав. Но никто из этой шайки не стал бы убивать Люпона. Все они, наоборот, готовились поживиться на его новой крупнейшей афере – выставке в Нью-Йорке и последующей распродаже фальшивок. Его гибель им сильно подгадила. Додиньи, конечно, прекрасно знал, что никто из антикваров не убивал Пер-Лашеза. Становилось все очевиднее, что он обвиняет сообщников Люпона в убийстве их главаря, чтобы оправдаться самому и чтобы заставить полицию расследовать их махинации. Для этого и затеял эффектное разоблачение le fauteuil , и инсценировал собственное отравление. На его беду, растяпа так разволновался, что схватил мой бокал, и версия, будто его пытался отравить кто-то из приспешников Пер-Лашеза, развалилась.

– Собственной жизнью рискнул, – с уважением поднял рюмку Дерюжин.

– Не совсем. Малахольный и чокнутый, но дозу все-таки принял не смертельную, а ровно такую, чтобы поднять переполох, обвинить своих недругов и чтобы пресса зашумела о втором таинственном преступлении в среде антикваров. К отравленному и чудом выжившему самоотверженному разоблачителю наконец-то прислушались.

– И тогда он заявил, что Люпона застрелила я.

– Он был в этом уверен с самого начала, но не смел сообщить об этом полиции, потому что скрывал, что сам в ту ночь подрался с Люпоном. К тому же он надеялся, что заподозрят ненавистных ему Кремье, Мишони и Серро. Но расторопный Валюбер обыскал его квартиру, обнаружил там окровавленную рубаху и прямо на больничной койке прижал героя дня к стенке.

– И тот в оправдание припомнил, как я изощренно ругалась по-русски. А когда тебя заподозрили в его отравлении, помалкивал.

– За все это Додиньи страшно поплатился.

«Рентген» в шкафу для веников заставил Дмитрия хохотать в голос. Сам я давно разучился смеяться так беззаботно.

– Заодно ему пришлось снять перстень, и доктор Тиффено обнаружил внутри кольца остатки экстракта белладонны. Обвинение в отравлении было снято. Оставалось только разобраться с его поклепами на Елену.

– С чем тут разбираться? Как можно было поверить этому сумасшедшему?

С соседнего столика раздались истошные слезные выкрики:

– Эх, Россия! Россиюшка! Выпьем, братцы, за нашу Отчизну!

– Поверил не я, а инспектор полиции. Валюбер как услышал, что убийца споткнулась, так сразу вспомнил о твоем разбитом колене. Только в морге выяснилось, что Марго вовсе не на колено упала, а на локоть. Но даже у меня сложилось впечатление, что на этот раз Додиньи не врет. Он жалкий, трусливый и слабый тип, но в его рассказе было что-то очень искреннее…

– Страх.

– Да, страх тоже, конечно. Но его описание женщины в черном было для выдумки чересчур странным и неубедительным. Именно провалы и неточности придавали его словам достоверность.

– Какие, однако, странные критерии! – возмутилась Елена.

– Согласись, что соврать можно было и глаже. Он мог бы заявить, что видел твое лицо, а вместо этого стал безуспешно вспоминать таинственное ругательство. И даже не подготовил заранее какого-нибудь русского выражения, а морочил нам голову этим сумасшедшим кадавром. И упорно настаивал, что убийца была с головы до ног вся в черном. А куда же делись замеченные им с рю Кардинал Лемуан золотистые кудри? Они должны были ярко выделяться на темном фоне реки и черной одежды!

Дмитрий снова наполнил наши стаканы:

– Елена Васильевна, капельку, а? Только за упорство Саши?

Она подняла рюмку, но пить за меня не стала, подержала ее некоторое время в воздухе и поставила обратно. Ладно, раз так, то так.

– Я переспросил Додиньи, и он согласился, что никаких золотых кудрей у женщины на берегу не заметил. Листва, мол, заслоняла ее голову. Но этого не могло быть. Если он видел, как она упала, то белокурые волосы должны были хотя бы мелькнуть. Тогда он предположил, что к тому времени ты надела шляпку.

– Какую шляпку? Я ее в ресторане забыла!

– В том-то и дело! Я же сам забрал ее на следующее утро. Кстати, все это только убеждало меня, что он не врет. Если бы он придумывал, то «припомнил» бы волосы, а заодно и ругательство. Но он этого не сделал. Зато его рассказ объяснял все улики против него. А подкинутый на предпоказе браунинг окончательно оправдал нашего любителя белладонны. Пистолет нам подкинул убийца, а у Додиньи не было возможности это сделать.