Марек Краевский - Числа Харона

— Я не боялся, что подозреваемый сбежит, — продолжал Попельский. — Убогий причудливый человечек, обшарпанный злыдень с кустиками волос, которые торчат над ушами, стал бы везде заметным. Тем временем Буйко понял, что у него земля горит под ногами, и в тот же день направил в «Новый век» письмо, в котором рассказал о еврейском происхождении графини Бекерской. Потом позвонил к ее сыну, собираясь требовать денег за опровержение своей информации. Его слова записал камердинер Бекерского, пан Станислав Вьонцек. На следующий день граф, вернувшись из очередной эротической эскапады, которые он часто устраивал себе в окрестных селах, наткнулся на журналистов, которые расспрашивали его про мать-еврейку. Прочитав записи камердинера, он узнал, кто раскрыл тайну его жизни, обнародование которой закрывало ему путь к политической карьере. Поэтому он тайком выбрался из дворца и уехал во Львов. После его отъезда камердинер Вьонцек немедленно позвонил мне, опасаясь, что жизни Буйко грозит опасность, поскольку графу стало известен источник информации о происхождении матери. К сожалению, я был не дома и узнал о звонке только вечером. Тогда я стремглав помчался к Буйко и нашел там замученного хозяина и измазанного смазкой Бекерского. Вот как все было. Quod erat demonstrandum [82] Что и требовалось доказать ( лат. ). .

— Врешь, ты, тварь! — завизжал Бекерский. — Ты все подстроил! Я ссал на тебя, как конь, так ты теперь решил отомстить!

Публика заволновалась, судья крикнул на обвиняемого, а Попельский сел, сочувственно вздохнув. После его объяснений все стало на свои места. Железной логики этой речи не смог возразить даже адвокат Бекерского. Его выступление было неуверенным и нечетким. Поинтересовавшись некоторыми подробностями знакомства Попельского со Станиславом Вьонцеком, Бехтольд-Сморавинский поставил неубедительно риторический вопрос.

— Моего клиента обвиняют в убийстве Леона Буйко, — говорил он, вытирая лоб носовым платком. — Неужели вас, ваша честь, и уважаемых присяжных не удивляет то, что руки моего клиента были замазаны маслом? Разве это не слишком очевидное доказательство? Очень странно, что на остальной его одежде не было следов смазки! Ведь, чтобы продвигать ведро под головой висельника, а потом опускать его так, чтобы голова погрузилась в жидкость, можно сильно разбрызгать содержимое и испачкать им одежду! Тем временем у моего клиента были замазаны только руки, которые мог насильно погрузить в ведро кто-то другой! Коллега, — обратился он к прокурору Шумило, — это доказательство как бы почерпнуто из бульварного детективного романчика!

— У нас есть и другое доказательство, — возразил прокурор. — Создание его оказалось бы не под силу читателю бульварных детективов.

— Какое именно?

— Третий магический квадрат, — Шумило вытащил из папки лист, на котором виднелась матрица со стороной из шести букв, — найденный в кабинете графа Бекерского во время обыска через два дня после ареста. Это доказательство преступления является безоговорочным. Прошу свидетеля, пана Эдварда Попельского, объяснить нам квадрат.

Станислав Вьонцек смотрел на Попельского, но не понимал ничего из его объяснений.

Не слышал спокойного, хорошо поставленного голоса детектива, потому что в ушах продолжали звучать отцовские слова: «Ты солгал, поэтому страдай теперь!» «Никакими страданиями я не смогу, — думал он, — искупить свой грех перед графом».

Вдруг он побледнел и сжал кулаки. Вспомнил свою ошибку, совершенную несколько месяцев назад. На следующий день после ареста хозяина Попельский привез ему именно этот магический квадрат, приказав положить лист графу в ящик. Камердинер обратил внимание, что детектив выглядел сонным, бледным и уставшим. «Вы бы тоже имели такой вид, как если бы всю ночь создавали еврейские квадраты», — сказал Попельский. Станиславу показалось совершенно невероятным, чтобы граф, отъявленный антисемит, держал у себя в столе какие-то записки на еврейском. Его удивление было настолько велико, что камердинер подбросил листик в хозяйский стол голыми руками, совершенно забыв про четкую установку надеть для этого перчатки. Теперь он смотрел на магический квадрат и представлял на нем отпечатки своих пальцев.

Попельский завершил объяснения и вернул листик прокурору. Тот положил его в папку, где он навсегда исчез среди других документов. Ни один дактилотехник не снимет с него отпечатков пальцев.

Вьонцек разжал кулаки. Возле большого пальца несколько секунд подергивалась мышца. Никто этого не заметил. Никто не смотрел на Вьонцека. Бог его спас.

Попельский взглянул на присутствующих спокойным взглядом. Сегодня он в четвертый раз в жизни выступает перед почтенной аудиторией. Его первой математической лекции в Венском университете помешало болезненное головокружение, вторая попытка выступить перед студентами в университете Яна-Казимира оказалась неудачной из-за злобности профессора, третья, перед коллегами и Коцовским, наталкивала на поиски преступника, четвертая, в зале суда — он был уверен — станет его триумфом.

Сторож принес школьную доску, к которой Попельский кнопками прицепил два больших листа с магическими квадратами Любы Байдиковой и Лии Кох. Заметив замешательство судьи и присяжных, которые онемели от вида чисел и еврейских букв, Попельский на мгновение потерял уверенность и заговорил чуть дрожащим голосом. Однако его бас подействовал на слушателей успокаивающе, и благодаря этому Эдвард быстро овладел собой. Сначала пояснил, что такое магические квадраты, тогда нацепил третий лист, на котором виднелись пустые квадраты и еврейские буквы с соответствующими числовыми значениями. Затем в пустые места квадратов вписал числа, которые соответствовали буквам, а потом объяснил, что некоторые числа в квадратах — особые, поскольку является произведением своих координат. Тогда эти числа снова заменил буквами и расположил в соответствующем порядке.

— Уважаемые дамы и господа, взгляните сюда, — Попельский обращался к собравшимся, как настоящий профессор, — из выделенных букв мы образовали имя и фамилию каждой из жертв, а также две причины их смерти. Одна из них — это орудия преступления, corpus delicti (гвоздь, веревка, рука), вторая — из-за которой жертва была убита (болезнь, похабство). Кроме того, гематрия имени и фамилии в обоих случаях составляет 68, так же как гематрия еврейских названий занятий, выполняемых этими женщинами. Пожалуйста, вот итог сказанному, — Попельский прицепил на доске еще один лист.

[Л(ю)б(а) Б(а)йд(и)к 30+2+2+10+4+20=68