Дональд Уэстлейк - Воровская дюжина. Сборник рассказов

Прозвенел звонок, и звук его был намного приятнее голоса Арни. Дортмундер вошел в дом и поднялся к квартире знакомого.

На пороге квартиры, стоял Арни — тощий, жилистый хорек в обносках, полученных от благотворительной организации.

— Дортмундер, — обратился он к нему, — ты выглядишь также дерьмово, как и я.

С этим трудно было поспорить. У Дортмундера выдался насыщенный денек, но ничто в мире не могло вынудить его выглядеть так плохо, как Арни Олбрайта. Когда Дортмундер приблизился к знакомому, то отметил, что тот выглядит еще хуже, чем обычно.

— Что случилось с тобой? — спросил гость.

— Никто не знает. Лаборатория заявила, что никогда не встречалась с таким процессом ранее в умеренных зонах. Мои внутренности выглядят как гранат.

Было похоже на правду. Арни никогда не выглядел красавчиком, но теперь казалось, он покрылся тонкими красными Везувиями и все они извергали узкие красноватые струйки сальсы. В левой руке он держал некогда белое полотенце, теперь же влажное и красное, которым он вытирал шею и предплечья.

— Боже, Арни, это ужасно, — посочувствовал Дортмундер. — Как давно ты заболел? Что сказал доктор?

— Не подходить ко мне близко.

— Не волнуйся, не буду.

— Ты не понял, именно так мне посоветовал врач. Теперь, ты знаешь и я знаю, что никто не может выдержать меня, мой характер.

— Нет, Арни, — соврал Дортмундер, подумав, что все в мире знали, что это была правда. Личность этого человека, еще до появления этих извергающиеся вулканы, сделала его тем, к кому Дортмундер обращался в последнюю очередь.

— Ой, да ладно, — настаивал Арни. — Я плохо ладил с людьми, спорил с ними, я отвратителен, такая вот заноза в заднице. Хочешь к этому что-нибудь добавить?

— Я — нет, Арни.

— Но вот доктор, — начал Арни, — от него я такого не ожидал. Он ведь давал клятву Гиппократа. Он просто обязан лгать и делать вид, что он любит своих пациентов, что он счастлив, что хоть и было тяжело учится в медицинской школе, но благодаря этому может полностью позаботиться о вас. Но нет. Мой врач сказал: «Не возражаете, если вы останетесь в комнате ожидания и оттуда просто прокричите мне ваши симптомы?».

— Хм, — хмыкнул Дортмундер.

— Но какое тебе, черт побери, дело до этого? — ругался Арни. — Тебе насрать на меня.

— Ну, — произнес Дортмундер.

— Итак, если ты здесь, значит у тебя «что-то» есть, я прав?

— Естественно.

— Конечно. Иначе, зачем такой важный парень как ты пришел к такому дерьму как я? А еще я понял, что Стун вернулся в тюрягу, я прав?

— На этот раз ты ошибаешься, Арни, — не согласился Дортмундер, — Стун вышел. А по факту, я даже видел, как он убегал.

— Так как так вышло, что ты пришел ко мне?

— Он убегал от меня, — объяснил Дортмундер.

— Ладно, черт побери, входи, — воскликнул Арни и освободил дверной проем.

— Ну, Арни, — начала гость, — может мы все обсудим прямо здесь.

— Что, ты думаешь моя квартира заразная?

— Мне нравиться там, где я сейчас нахожусь, вот и все.

Арни вздохнул, а это значило, что Дортмундер почувствовал его дыхание. Отступив назад, он сказал больному:

— У меня есть кое-что.

— Неудивительно иначе, зачем бы тебе появляться здесь. Давай-ка посмотрим на твое кое-что.

Дортмундер достал нечто обернутое в бумажную салфетку из бумажного пакета и бросил сумку на пол. Он развернул обертку и засунул их под мышку.

Арни спросил:

— Что, ты развозишь теперь продукты питания? Я дам тебе за это не больше полтора бакса.

— Не торопись, — посоветовал тому угомониться Дортмундер.

Он отбросил верхнюю часть Wonder Bread с прилипшей к нему ветчиной в майонезе на пол. Используя салфетку, он достал брошь, затем выбросил остатки бутерброда и вытер драгоценность начисто. Избавившись и от грязной бумаги, Дортмундер поднял брошь кверху, чтобы Арни мог рассмотреть ее:

— ОК?

— О, ты взял ее, — вырвалось у Арни. — Я видел ее в выпуске новостей.

— В Новостях.

— В новостях. На ТВ.

— А, верно.

— Давай-ка посмотрим, — сказал Арни и сделал шаг вперед.

Дортмундер сделал такой же шаг, но назад. У него мелькнула мысль, что после того, как брошь побывает в руках Арни, он не захочет ее обратно:

— Газеты сообщили, что ее стоимость $300,000.

— Газеты говорят, что Дьюи побеждает Трумэна, — добавил Арни. — Газеты пишут хорошее о середине 70-х. Пресса говорит «из достоверных источников». Газеты…

— ОК, ОК. Хочу быть уверенным, что мы договоримся о цене сейчас.

— Дортмундер, — обратился к нему Арни, — ты знаешь меня. Возможно, что ты и не хочешь этого, но ты знаешь меня. Я даю большие деньги и не жульничаю, я даю 100 процентов гарантии. Я не поступаю как какой-нибудь обычный парень, и не занимаюсь надувательством и вымогательством потому, что, если я сделаю так, то никто никогда не придет ко мне больше. Я должен был стать святым, если бы не был таким дерьмом. Бросай ее сюда.

— ОК, — согласился Дортмундер и бросил.

Арни ловко поймал драгоценность своим мерзким полотенцем. «Какую бы цену он не предложил, я соглашусь», — подумал Дортмундер.

Пока Арни внимательно изучал брошь, дышал на нее и вертел в руках, Дортмундер заглянул в свой новый портмоне, который порадовал его наличностью в более чем $300, обычной ID и лотерейным билетом. Номер на билете подделали очень убедительно. В этом состоял самый сок аферы.

— Ну, — закончил Арни, — бриллианты вовсе и не бриллианты. Это стекло.

— Стекло? Ты думаешь, что кто-то смог обмануть кинозвезду?

— Думаю, что такое не могло произойти, — согласился Арни, — но все же случилось. Серебро же на самом деле является обычным металлом.

Где-то, очень глубоко в своем сердце, он предвидел такой исход дела. Все оказалось напрасно, все эти старания и трудности.

— А те зеленые штучки? — спросил он.

Арни удивленно посмотрел на него:

— Это изумруды, — ответил он. — Разве ты не знаешь, как они выглядят?

— Мне казалось, что знаю, — ответил Дортмундер. — Итак, она что-нибудь стоит?

— Нет. Не с фото во всех новостях. К тому же бриллианты и серебро оказалось ничем иным, как дерьмом. Кто-то должен вынуть изумруды и продать их отдельно.

— За сколько?

— Думаю, что 40 штук, — рассуждал Арни. — Но их нужно еще и выковырять.

— Арни, — сказал Дортмундер, — о чем мы вообще разговариваем?

— Я мог бы дать семерку. Ты может, конечно, прошвырнуться по городу, но никто не даст тебе больше, чем пять штук, если они и захотят взять ее. У тебя слишком известная вещица.

Семь. Он мечтал о 30, а был бы доволен и 25. Семь.

— Я заберу, — согласился Дортмундер.

— Но не сегодня.

— Не сегодня?

— Посмотри на меня, — сказал Арни. — Ты хочешь, чтобы я передал тебе что-то сейчас?

— Ну, нет.

— Я должен тебе семерку, — продолжил Арни. — Если это дерьмо, чем я болен, не убьет меня, то я заплачу тебе, когда смогу дотрагиваться до вещей. Я позвоню тебе.