Дональд Уэстлейк - Дорога к гибели

И вот он пришел.

Дипломат с образцами на заднее сидение, Мэллон на пассажирское.

— Поедем по тому же направлению еще миль двадцать, — указал он вперед.

— Хорошо.

— Мусульманин, христианин и еврей встретились на Эвересте…

Было уже без двадцати шесть, когда он, наконец, добрался домой в Шикшинни.

Он вошел в дом, думая о том, что неплохо было бы выпить, и в гостиной его встретила Грэйс, которая сообщила ему хорошую новость:

— Твой друг Энди звонил.

Они решили отказаться! Чувствуя ком в горле, он еле слышно спросил:

— И что он сказал?

— Просил перезвонить ему.

— И все?

— А что ты еще хотел?

— Да, да, ты права.

Он поспешил в комнату, схватил трубку, посмотрел на Грэйс.

— Ты права, — сказал он.

— Я принесу тебе скотч, — сказала она и вышла из комнаты.

Трубку сняла его девушка, Анна Мари. Как только Честер представился, она тут же сказала:

— О, да, Энди хотел с тобой поговорить. Секунду.

Он подождал.

Как же ему убедить их не отказываться?

В комнату вошла Грэйс, в руках у нее был стакан с толстыми стенками, доверху заполненный скотчем.

— Честер?

— Слушай, Энди…

— Похоже, Честер, — перебил Энди, — нам придется пожить у тебя. Пока нас не возьмут на работу. Из города добираться — сущий ад.

— Вы все-таки согласны?

— Конечно, а почему нет?

Нам только жилплощадь нужна.

— Оставайтесь у меня, — предложил Честер, он был счастлив, как никогда.

(Больше никаких миссионеров и каннибалов.)

— У нас много свободных комнат.

Они поболтали с Энди еще немного, Грэйс все это время одаривала Честера скептическим взглядом, и когда он, наконец, повесил трубку, она протянула ему стакан и спросила:

— У нас много свободных комнат? Где?

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Честер. — Они все-таки согласны, и это главное.

Он поднял стакан, чтобы сказать тост.

— Монро Холл.

У нее округлились глаза?

— Монро Холл?

— Пусть гниет с головы до пят, — пояснил Честер.

— О, — выдохнула она. — Точно. Дай-ка и я себе принесу выпить.

Флип был просто в бешенстве, он был вне себя. Как Монро Холл, который еще на прошлой неделе называл его своим «другом», мог так поступить? Для Холла даже не было никакой выгоды в этом; только минусы, при чем для бедного Флипа.

По дороге в поместье он прокручивал в голове, как он будет отшивать его.

«Все знают, что вы самый эгоистичный человек в мире, я к тому, что вы заработали себе такую репутацию, но зачем так со мной поступать? Что вам с этого? Это так, ради развлечения?»

Губы безмолвно двигались в гневных предложениях, и вот он подъехал к посту охраны, где остановился перед шлагбаумом.

Угрюмый охранник вышел к нему, как и всегда, только на этот раз Флип не одарил его дружелюбной улыбкой. Он даже с ним не поздоровался, даже слова не произнес. Уставившись куда-то вперед, все еще отчитывая Монро Холла в своей голове, он протяну этому троглодиту свои водительские права, если тот вообще, конечно, умел читать. Мужчина долго стоял не двигаясь у открытого окна Субару, но Флипу было плевать.

«Можешь хоть вечно тут торчать, придурок. Можешь меня вообще сюда не пропускать, я с радостью поеду домой.»

Так или иначе, охранник смог прочитать, что было написано на правах, возможно, он даже смог прочитать, что было написано на лице у Флипа, потому что он перестал ждать, пока Флип что-то выдавит из себя, развернулся и потопал обратно к себе в пещеру, чтобы позвонить в Большой дом. Флип спрятал права и уставился на шлагбаум в ожидании, когда тот поднимется. Когда перекладина начала подниматься, снова вышел охранник, наклонился к окну и сказал:

— В следующий раз будь поприветливее.

Флип осмотрел на него сверху вниз.

— С тобой?

И не дожидаясь ответа проехал на территорию поместья.

Ему стало чуть лучше, по крайней мере, на минуту, пока он не подъехал к Большому дому и не увидел Холла, стоящего у двери на солнышке и машущего ему.

Сегодня его спортивный костюм был ярко-оранжевого цвета, так что он был похож на помощника главаря мафии, или на воздушный шар, правда слегка сдувшийся.

«Я тебе устрою лётную погоду», — подумал Флип, припарковывая Субару на привычном месте. Выходя из машины он перекинул свою холщовую сумку через плечо так сильно, что даже заболела спина. Испытывая еще большую боль, обвиняя Холла и в этом, он зашагал к входной двери, где Холл поприветствовал его с теплой улыбкой:

— Как раз вовремя, Флип. Как всегда. Проходи, проходи. Я как-то спрашивал у тебя, катаешься ли ты на лошадях, так ведь?

Флип слегка растерялся, он пытался обдумать вопрос и ответ на него, пока Холл закрывал дверь, после чего они оба двинулись в сторону центральной лестницы.

— Нет, — ответил он, потом решил уточнить свой ответ. — Я не катаюсь на лошадях.

— Точно, я помню, — подтвердил Холл.

Они начали подниматься вверх по лестнице.

— Ты должен помнить, я говорил тебе, что у меня есть лошади, прекрасные особи, но я не могу найти подходящего инструктора. Сейчас идеальное время года, Флип, просто идеальное время года. На лошади скачешь по горам, по долам, изучаешь новые перспективы.

— Я никогда раньше этого не делал, — ответил Флип. «Вот сейчас я ему все выскажу», — уверял он сам себя, но сейчас, похоже, был не подходящий момент.

Шагая по широкому коридору, Холл сказал:

— Я знаю, ты говорил мне, что мне не нужно взвешиваться каждую минуту, но я взвесился сегодня утром, и, Флип, я сбросил три фунта!

С прошлого месяца.

— Очень хорошо, — без энтузиазма ответил Флип, и где-то ему ответила кукушка.

— О, опять эта чертова штука, — пожаловался Холл. — Иногда, Флип, я думаю, может надо их вовсе перестать заводить, чтобы они не травмировали мою психику, когда каждый раз говорят неправильное время, но я не знаю, просто не могу этого сделать. Это все равно что убить что-то маленькое и беззащитное. Знаю, знаю, ты скажешь, что я просто сентиментальный слюнтяй. Мне просто нужно оставить все как есть.

Сентиментальный! Следуя за Холлом в тренажерный зал, Флип проскрежетал зубами и прокрутил у себя в голове с десяток острых высказываний, которые никогда не срывались с его губ.

В таком тягучем молчании прошел час.

Он делал в отместку маленькие пакости, пока Холл не видел: например, он выставлял больше скорость на беговой дорожке, на тренажерах выставлял больше вес, был более раздражительным и властным, чем обычно, поэтому к концу этого часа Холл был похож на выжатый апельсин, у которого весь сок выпущен наружу. Сложно напрямую вывалить обвинения на человека, когда к этому нет никакой подводки. И Флип от этого закипал. Если бы он был чайником, его крышка танцевала бы польку, но он не мог просто излить всю свою ярость на Монро Холла.