Кирилл Иванов - Петля инженера. Солянка

Николай жил у своего товарища, бывшего однокурсника Вали. Это была просторная комната в коммуналке с видом на проспект. Валентин по праву владел комнатой, оставшейся ему от бабки, и брал со своего близкого друга скромную плату за жилье. Ребята отлично уживались, так как личная жизнь у Вали отсутствовала. Все его время занимала работа. К тому же, Валя был убежденным гомосексуалистом; не из тех людей что пробуют что-то новое, и не из тех что поехали крышей и хотят поделиться с миром своим безумием, а из тех что тихо и мирно любят член. Валя трудился на художественном поприще, целыми днями, он бегал по центру и продавал свои картины заезжему люду. Часами Валя мог просиживать за мольбертом на Дворцовой, малюя портреты желающих увековечить себя на бумаге. Паренек был талантлив, и по желанию мог исполнить любой идиотский каприз иностранного туриста, будь то смешной шарж с огромными головами и гипертрофированными улыбками, или точный портрет, налепленный на тело атлета или фигуру ушедших эпох с приличествующим тому костюмом или мундиром. Валя мастерски копировал любые стили, отчего постоянно пребывал в печали по поводу отсутствия своего. Однажды по заказу какого-то престарелого французика, он так виртуозно нарисовал заказчика в стиле Поля Гогена, что единовременно получил немалый гонорар от довольного покупателя. Восторженный француз, заявил, что Валя – современный гений импрессионизма. Но в действительности для Вали подобная работа была сущим пустяком, небрежным наложением мазков и баловством с цветами. Посчитав что искусство – это не подражание великим с издевательским коллажированием лиц туристов, Валя обещал себе пропить в тот же вечер все до копейки. Так он и поступил. Но сумма гонорара была столь велика для желудка, что Вале пришлось напропалую угощать всех посетителей излюбленного кабака, но и тогда деньги остались. Следующую неделю Валя провел в реанимации под капельницей с сильной интоксикацией организма. Бывало и такое, что он просто часами лежал на полу, весь измазанный красками в поисках столь редко появляющейся музы. Чтобы не умереть в одиночестве в творческих терзаниях, Валентин подселил к себе своего студенческого товарища Николая, который служил хорошим собеседником и проявлял себя как очень прилежный сожитель. Коля мог дать хороший совет, и вообще неплохо разбирался в искусстве (не осилив и половины академических часов их прежней альма-матер). Николай не был доволен нынешним положением своих дел и стесненными обстоятельствами, в которых вынужден был пребывать. Он был человеком широкой души, и расставался с деньгами легко, именно поэтому их никогда и не было. Он не считал себя частью творческой интеллигенции, но повадки имел те же. Молодая творческая богема Петербурга жила пошленько, но с полагающейся ей надменностью и напускным аристократизмом. Вечера за дешёвым вином, разговоры о парадигмах искусства, и чванливое пренебрежение непосвященными, становились основными целями существования. Каждый год художественные вузы выплевывали в мир новую пачку снобов, готовых рассказать миру о своей уникальности за стойкой бара каждую пятницу вечером, после смены на кассе в магазине «Все для художника». Обреченные на скитания с бесполезным дипломом искусствоведа, эти люди как правило заканчивали свои творческие проекты не начав, а искусству посвящали лишь беседы о нем. Бесконечные разговоры о высоком успели утомить Николая еще во время учебы в академии, но иногда ему все же нравились посиделки с тем самым дешевым винишком и философией. Он не хотел оканчивать свои дни, пытаясь построить карьеру в гардеробе краеведческого музея, поэтому работал где придется, как правило не слишком долго, чтобы не воспринимать это как свою профессию. Ну и, конечно, постоянно думал об искусстве и жертве, которую нужно принести, чтобы создать какой-то необыкновенный проект. Настоящим людям искусства, как считал Николай, необходимо пребывать в нужде – как в старой поговорке. Это позволяет разуму работать на пределе, и открывать перед человеком неожиданные грани его собственного сознания. Словно путник, пересекающий пустыню, и вдруг осознавший, что способен совершить подвиг на грани жизни и смерти, творец должен проходить испытания, чтобы через них познать себя. Своим испытанием Николай считал пребывание в этой самой комнате, на полу которой были разбросаны принадлежности для живописи, наброски, и прочий хлам, а по стене бродили громадные тараканы, размером с ладонь ребенка, и хищно поглядывали на крошки, застрявшие в бороде, заснувшего на полу Вали. Когда Николай вошел в комнату, Валя испуганно приоткрыл глаза, и ловко сел по-турецки, пытаясь сфокусировать зрение.

– С пробуждением тебя. Ты что, снова заснул на полу? – спросил Николай, пытаясь стащить с ноги башмак.

– Выходит, что так; лежал знаешь ли размышлял о жизни – ответил растирающий глаза ладонями Валя.

– Смотри, однажды так заснешь с крошками на бороде, а эти твари утащат тебя в подвал и предадутся пиршеству. Не все же им использовать тебя как предмет мебели. Они уже как по расписанию на тебе столуются.

Николай схватил ботинок и со всей силы метнул в бегущего с куском булки таракана, торопящегося к себе в подпол.

– Все мы божьи твари, Кэл. Пусть едят, доходяги; кто я такой чтобы их судить? – с философской ноткой ответил Валя.

– Кто ты такой чтобы их кормить? Соседи скоро к нам с вилами и факелами придут. Им и так не нравится, что из комнаты постоянно пахнет растворителями и прочей химией, а ты еще тараканов вздумал кормить. Не будь это твоя комната, сожители бы уже давно пришли на расправу и выставили нас за порог.

– Расслабься, Кэл. Все будет в порядке. Соседи регулярно их травят, а они все равно приходят. Нам уж точно с этим ничего не поделать, остается лишь жить в мире с этими ползучими хреновинами.

Валя развалился на полу закинув ногу на ногу, а Николай плюхнулся на кровать в углу и подложив руки под голову уставился в потолок.

– Ну, как твой дядя поживает? – с доброй улыбкой спросил Валя. Он вообще был очень добрым парнишкой. На его лице были видны небольшие мимические морщинки. Светло рыжие неопрятные волосы образовывали что-то вроде каре, на довольно худом лице красовался крупный нос с небольшой горбинкой. Валя разговаривал громким низким голосом оперного певца с прекрасно поставленной речью и дикцией.

– У него все прекрасно, он теперь миллионер. – холодно ответил Коля.

– Я рад что у него все хорошо… – начал Валя.

– Прошу заметить! Пока что у него все хорошо! – перебил его Николай, подняв указательный палец вверх и выразительно взглянув на Валю.

– Я тебя не понял, Кэл. Что должно случиться?