Ингар Йонсруд - Братство

Джон наклонился вперед над столом.

— Это стало нашим выражением в братстве: «Действовать в пользу Локусты». Оно означало, что мы наблюдали за течением недуга не чтобы победить его, а чтобы изучить, какие расы более подвержены заражению и болезни. Мы разрабатывали яды. Искали вредоносное вместо исцеляющего. Эльза Шрадер и Элиас Бринк используют это выражение в общении.

Норвежский офицер открыл конверт. На бумаге остались жирные пятна от его пальцев. Две фотографии скользнули на стол. На первой были запечатлены заснеженные ели. Под деревьями зияла яма, а рядом с ней лежал голый мужчина.

Кольбейн рассмотрел второе фото. Это был увеличенный фрагмент первого снимка, с изображением торса мужчины. На нем мужчина лежал с закрытыми глазами. Определить возраст человека — светлокожего, не худого и не толстого — было трудно. У него были короткие темные волосы, покрывавшая лицо седая щетина и тело почти без волос. Плоский нос на широком лице делал его похожим на монгола. Никаких заметных изъянов не было.

— Этим фотографиям едва месяц. Их сделали рядом с лагерем для военнопленных в деревне Листа, на самом юге Норвегии. Наши люди докладывают о довольно высокой смертности даже для лагеря с русскими пленными. Этот лагерь построен иначе и управляется иначе, чем любые другие из тех, что мы видели в Норвегии.

Хасле опустил руки.

— Управляет лагерем не немецкий эсэсовский командир и не представитель «Национального единения» [37] Норвежская ультраправая политическая партия, основанная в 1933 г. и просуществовавшая до 1945 г. — Прим. ред. . И не офицер из батальона «Хирд» [38] «Хирд» — военизированная организация норвежской национал-социалистической партии «Национальное единение». — Прим. пер. , а доктор.

— Немцы зовут его герр доктор Элиас Бринк.

Сбежавшие из секты. Почему он не подумал об этом? Это же так очевидно. Всегда есть те, кто сбежал из секты. Редко одно бывает без другого. Это как соитие и зуд после, подумал Фредрик.

Аннабель Вихе и Бернхард Кнутсен сидели в коридоре рядом с комнатой для допросов. Кнутсен вытянул свои тощие ноги и нервно барабанил пальцами по выпуклому животу.

Когда Фредрик и Андреас поздоровались с Бернхардом и Аннабель, мужчина сделал небольшой шаг вперед, а женщина, наоборот, немного отступила назад. Аннабель была пышнотелой блондинкой с челкой до самых бровей. В ложбинке ключицы утопал крестик, а хлопковая футболка, хоть и была просторной, плотно обтягивала ее округлую грудь.

— Так-так. Что же, начнем с самого начала?

Пара уселась по одну сторону прямоугольного стола, а Андреас и Фредрик — по другую.

— С удовольствием.

Прошло уже одиннадцать лет с того дня, как Бернхард Кнутсен впервые встретил Сёрена Плантенстедта и Бьёрна Альфсена. Было лето. Кнутсен, тогда еще студент, работал волонтером в кафе, где собирались наркоманы. Пасторы остановили его на улице Карл-Юханс-гате и спросили, знает ли он, что абортированные эмбрионы могут жить еще несколько дней после удаления из утробы. Бернхард этого не знал и позже выяснил, что это ложь.

— Меня прельстили не их радикальные суждения. Дело было в невероятном ощущении общности. Мы вместе жили. Вместе ели и спали. Мы отдали общине все, чем владели, а община заботилась о нас, — объяснил он, задумчиво проведя рукой по нижней губе. Для меня фундаментализм всегда был стеной, на которую тяжело вскарабкаться.

Всего через пару недель юный студент, обучавшийся в университете по программе «Барневарн» на специалиста по социальной помощи и поддержке детям и подросткам, переехал в Сульру. Там он познакомился с также вновь прибывшей шведкой Аннабель из Норрчёпинга и примерно двадцатью другими членами общины. Некоторые из них были старше Бернхарда, но большинство — моложе. Всех их прельстили откровенные речи пастора, который порвал с движением «Филадельфия» и основал «Свет Господень», так как считал, что уже созданными общинами не руководила божья воля. Истинная божья воля. Сёрен Плантенстедт появился пару лет спустя. Эти двое были лидерами. Пасторами.

Сложив руки на круглом животе, Бернхард задумчиво смотрел перед собой.

— Тогда это харизматичное церковное движение было сильным. Кто-то должен был подняться. Встать и рассказать обо всем плохом, что вот-вот произойдет в нашем обществе.

Эту миссию и взял на себя «Свет Господень». Члены этой общины регулярно выходили на демонстрации, а когда не митинговали на улице перед больницей или мечетью, писали письма. Они рассылали политикам цитаты из Библии и участвовали в дискуссионных форумах в сети. Работали днем и ночью.

Фредрик плеснул теплой воды в пластиковые стаканчики.

— Но потом что-то произошло? Что-то заставило вас уйти с улиц?

— Не что-то. Кто-то.

Бернхард и Аннабель переглянулись.

— Пер Ульсен. Или папа Пер, как мы его называли.

Андреас разложил фотографии с флешки на столе.

— Это Пер Ульсен?

Оба кивнули.

— Это не Сёрен Плантенстедт?

— Нет, — сказали они в один голос.

— Сёрен маленький, темноволосый и крепкий. А это Пер, — добавила Аннабель

Фредрик взглянул на своего одетого с иголочки коллегу, и Андреас ответил ему взглядом. Их предположение подтвердилось. Человек, за которым охотится убийца из Сульру, — таинственный пастор Пер Ульсен.

— Тогда давайте послушаем про этого папу Пера, — сказал Андреас.

Был канун рождества, и все члены общины, кроме пасторов, находились в большой гостиной. Прошло два с половиной года с тех пор, как Бернхард переехал в Сульру. Когда Альфсен и Плантенстедт сели, как обычно, во главе стола, взрослые члены общины замолчали. За столом определенно было приготовлено место еще для кого-то. Здесь всегда рассаживались по рангу, определявшемуся тем, как долго человек пробыл в общине и каким доверием Бьёрна Альфсена и Сёрена Плантенстедта он пользуется.

Два пастора вошли в гостиную. Как обычно, они поприветствовали собравшихся и попросили наполнить бокалы вином. Затем Бьёрн взял слово: «Дорогая семья. Сегодня наши сердца переполняет радость. Не только из-за рождественского послания и рождения Христа, но и рождения у нас. В нашей семье. Сегодня нас больше не двое, а трое пасторов в общине, принадлежащей Богу. Разве сегодня не лучший день, чтобы отпраздновать триединство?

Затем Сёрен Плантенстедт открыл дверь на кухню, и мужчина лет тридцати пяти, со светлыми взъерошенными волосами и ясными глазами, разведя руки для объятий и улыбаясь, подошел к собравшимся.

— Дети божьи. Мои дети! — сказал он. — Вместе мы встретимся с Господом.

Потом, обходя сидящих, он обнимал и целовал каждого, прежде чем сесть. Он был похож на пророка.