Ингар Йонсруд - Братство

Дорога предстояла долгая, и полковник позаботился, чтобы они ехали в отдельном купе. В пути они коротали время за разговорами. Хасле хотел узнать все о профессоре Элиасе Бринке, об исследовании рас и о Венском братстве. И Кольбейна словно прорвало. Он говорил беспрестанно о том, что долгое время держал за семью печатями. Слова хлынули из него потоком, и он почувствовал, что на душе у него стало легче. Он плакал, рассказывая об уродстве дочери, которую отправили в спецучреждение. Его ногти со всей силой впивались в ладони, когда он говорил про Эльзу, Бринка и ребенка, который родился у них .

В конце Хасле спросил его:

— Какие чувства вы испытываете к профессору Бринку?

Кольбейн долго молчал. Указательным пальцем он провел линию на запотевшем от дыхания окне поезда. За горной пустошью виднелось Северное море глубокого синего цвета. Он вспомнил о своей родине, оставшейся на противоположном берегу.

— Я ненавижу его. И буду ненавидеть до самой смерти.

Полковник задумчиво посмотрел на него.

Наконец они добрались до Абердина. У автомобиля, который ожидал ученого, они распрощались.

Поездка Кольбейна окончилась в крошечном шотландском рыбацком городке Баки, протянувшемся с севера на восток. Кольбейн получил комнату в кирпичном доме с видом на море. Здесь он мог каждый день прогуливаться среди норвежских рыбаков и их семей, сбежавших из Норвегии от нацистов. Здесь он мог каждую ночь лежать без сна, уставившись в потолок, ничего не чувствуя, никому не нужный.

Дни превратились в недели, а весна сменилась холодным, неприветливым летом. В один из июльских дней появился полковник Хасле.

Я здесь, чтобы просить у вас помощи. Вы нужны вашей родине.

Кольбейн вместе с Хасле сидели на венских стульях у маленького камина в гостиной. На потолке висела парафиновая лампа.

— Элиас Бринк вернулся в Норвегию в 1938 году. Там он вступил в «Национальное единение». С помощью своих контактов в Германии он пробрался на высокие должности. В том числе некоторое время он был деканом естественно-научного факультета Университета Осло.

Во время разговора полковник массировал щеки кончиками пальцев. Из-за пасмурного шотландского лета его лицо приобрело нездоровый оттенок — как у больной свиньи.

С мая 1941-го профессор руководил лагерем военнопленных Эстхассель в Листе, на полуострове на западе от Линдеснеса. Бринк сотрудничал с Эльзой, которая занималась исследованиями в Институте кайзера Вильгельма в Гейдельберге. Судя по тому, что раскопала британская разведка, она провела долгое время на отдаленном греческом острове.

— Ваш бывший коллега по Венскому братству, доктор Эктон, принимает участие в исследованиях, которые там проводятся.

— Я знаю, что там происходит, — ответил Кольбейн спокойным равнодушным голосом.

— Эльза и Элиас проводят эксперименты. Он разрабатывает препараты в Норвегии, а затем тестирует их на чистокровном населении. Об этом мы мечтали в братстве.

Кольбейн достал гребень и причесал темно-русые волосы.

— Вы хотите отправить меня в Норвегию?

— Как вы к этому отнесетесь?

— Здесь у меня нет никакой жизни. В Норвегии я всего лишь тень воспоминаний. Мои родители мертвы. Моего ребенка забрали, моя невеста оставила меня.

Он сжал кулаки.

— Это опасная операция, — сказал Хасле. — При нормальных обстоятельствах наши люди в Сёрланне могли бы наблюдать за вами или, если бы возникла необходимость, нанести удар Бринку. К сожалению, обстоятельства таковы, что большую часть боевой группы «Три» пришлось распустить. Нашему движению Сопротивления в регионе сломали хребет.

Хасле наклонился вперед.

— Мы хотим, чтобы вы наблюдали и докладывали о происходящем в лагере. Вас перебросят в приемный пункт в Южной Норвегии.

Так Кольбейн Име Мунсен стал участником движения Сопротивления.

Кари Лисе Ветре с потухшим взглядом встретила полицейских в дверях с внуком на руках. Она не стала оправдываться. Только констатировала, что надо было предупредить полицию.

Час спустя Фредрик стоял, засунув большие пальцы рук в карманы брюк, и смотрел, как техники аккуратно вытаскивают на буксире темно-синий «Ситроен» Тины Хольтен. Передний бампер был разбит. Цветной пластик с фар остался лежать на асфальте. Улицу оцепили полицейскими ограждениями. Поблизости стояли жители окрестных домов и журналисты и наблюдали за происходящим. Ничего подобного раньше не случалось в Крингшо. Закатав брюки, Андреас сидел на корточках на том месте, где стояла машина. Направляясь к нему, Фредрик старался скрыть свою хромоту, иначе сообразительные журналисты, если бы узнали его, догадались бы, что это как-то связано с Сульру.

— Прямо посреди чертова жилого квартала, — рявкнул Фредрик.

Обернувшись, Андреас поймал его взгляд.

— Смотри, — сказал он.

Он ручкой показал на черную коробку размером со спичечный коробок. Вокруг улики начертили жирный белый круг. Фредрик узнал в маленькой стальной коробочке устройство слежения, при помощи которого человек, похитивший Аннетте Ветре, наблюдал за передвижением машины.

— Что-нибудь еще?

— Да, — поднимаясь, ответил Андреас с загадочным выражением лица. Он открыл крышку пластиковой коробки, стоявшей на обочине. Такие коробки они использовали для хранения улик.

— Черт подери, тут такое, скажу я тебе.

Он вытащил прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором лежал конверт.

— В больнице Тина Хольтен объяснила нашим ребятам, что Аннетте передала это ей. Мы нашли это в бардачке. Взгляни.

Фредрик достал из пакета пухлый конверт, взвесил его в руке и заглянул внутрь. Нахмурившись, он отвел нос.

— Что… Что это?

Содержимое конверта было похоже на иссохшую улитку. Коричнево-белого цвета, с резким запахом, напоминавшим мясной. Фредрик осторожно потряс конверт и повертел его перед собой, чтобы рассмотреть странную находку.

— Вот так дьявольщина! — вырвалось у него. — Отправь это на экспертизу. Я хочу знать, кому, черт возьми, принадлежит этот мизинец.

Фредрик увидел на экране телефона три пропущенных вызова. Все с одного номера. Ему совершенно не хотелось перезванивать, но, глубоко вздохнув, он взял себя в руки.

Голос Сюнне Йоргенсен был скрипуче-мрачным, как в те дни, когда она перешла с сигарет с фильтром на самокрутки.

— Как Кари Лисе Ветре могла поступить так по-идиотски? — неистовствовала она.

Фредрик не ответил.

— Подумай, как это выглядит со стороны. Ведущий политик, который не доверяет полиции в таком чрезвычайно важном деле.

Он застонал.

— Так, мать твою, не пойдет, — рявкнула она.

Фредрик осторожно покашлял.

— По ее словам, ее отговорила Аннетте. Кари Лисе говорит, что о приезде Аннетте знали только она, ее муж и Тина Хольтен.