Ингар Йонсруд - Братство

— Откройте. Я знаю, что вы дома.

Замок загремел.

В дверном проеме показалось бледное лицо Сигне Кварвинген. Как и в прошлый раз, ее волосы были собраны в тугой пучок. Она недоброжелательно сощурилась. Между ними позвякивала толстая дверная цепочка.

— Да?

— Сигне, как вы помните, мы уже встречались. Я следователь из полиции, так же как и Кафа Икбаль, которую вы тоже должны помнить.

Он отвел плечо, так чтобы женщина увидела коллегу.

— Мы знаем, что вы с мужем взяли на себя большую ответственность. Мы знаем, что вы были частью общины, и что женщины и дети оттуда живут и прячутся у вас.

Сигне Кварвинген, не изменившись в лице, недружелюбно посмотрела на него в ответ.

— Я также думаю, что вы не отдаете себе отчет в том, что долго это продолжаться не может. Впустите нас, чтобы мы смогли поговорить. — Фредрик взглянул на нее. — Буду с вами честен. У меня нет с собой постановления на обыск. Так что вламываться в дом мы не будем. Но я могу достать его в любую минуту.

— Так достаньте вашу бумажку, — сказала она и начала закрывать дверь, но вместо щелчка замка полицейские услышали низкий голос.

— Сигне.

Это был ее муж. Брюньяр.

— Он прав, — вяло сказал он. — Подумай о детях. Подумай, что, если кто-то и правда придет… Мы не сможем противостоять, Сигне. Мы не справимся.

Послышались недовольное сопение и возня у замка. За спиной Сигне Кварвинген стоял Брюньяр. В прошлый раз он выглядел ветхим стариком, дремавшим в инвалидной коляске. Сейчас же за женой стоял высокий в синем комбинезоне и рубашке в красную клетку пожилой мужчина, державший в руках двуствольный дробовик со взведенными курками. Он напомнил Фредрику постер в кабинете полицейского психолога с изображением Хемингуэя.

— Сегодня утром я видел, как играют две косули — здесь, недалеко на поле, — и подумал, как удивительно все происходит. Мы запираем детей в доме, а природе нет никакого дела. Ее дети бегают на свободе. Я подумал, что если сегодня случится нечто особенное… это должно быть потому, что Бог так пожелал, — Брюньяр серьезно посмотрел на Фредрика. — Вы думаете, что так пожелал Бог, Фредрик Бейер?

Фредрик посмотрел на него тяжелым взглядом.

— Я мало знаю о Боге, Кварвинген. Но хорошо бы для начала опустить это ружье.

Люк в подвал был спрятан под ковриком у кухонного стола, в том самом месте, где пару недель назад они пили кофе. Брюньяр Кварвинген отодвинул стол, встал на колени и сильными пальцами поднял люк.

— Все нормально, — пробормотал он в щелку. — Тура и Лиза, выходите.

Полицейские заглянули в темноту. Снизу на них смотрели бледные лица. Фредрик насчитал пять женщин и по меньшей мере столько же детей. Это было похоже на сцену времен войны. Маленькие перепуганные детские лица в подвале. Его это неприятно резануло. На лестнице стояли грязные тарелки, кастрюли и приборы. Посуда от ужина, которую они так быстро припрятали. Все поднялись наверх.

Сигне Кварвинген, стоявшая в дверях на кухню, провела детей в гостиную. Самым маленьким было не больше года или двух, старшим — ближе к десяти. Сигне и трое женщин пошли с детьми. Двое остались. Брюньяр закрыл люк, подвинул на место стол и поставил на него кофейные чашки.

— Выпьем по глотку? — сказал он, скорее констатируя, чем спрашивая.

Фредрик утвердительно кивнул и обратился к Кафе.

— Позвони Коссу. Попроси его прислать микроавтобус. — Он повернулся к Брюньяру, все еще продолжая говорить с Кафой. — Пусть они не торопятся. Скажи ему, что ситуация у нас под контролем.

Пока Кафа вышла позвонить, Фредрик присел к двум женщинам.

— Это Тура и Лиза, — сказал Брюньяр, неспеша разбираясь с кофейником. — Тура замужем… Тура была замужем за Паулем Эспеном.

Пауль Эспен Хенни. Один из братьев, убитых в Порсгрунне. Фредрик сжал губы, попытавшись выразить во взгляде сочувствие к женщине.

— Сожалею, — сказал он.

— Пауль Эспен был отцом одного из тех мальчиков, которые только что здесь пробегали мимо, — продолжил Брюньяр. — Йоханнес. Ему всего три. Мы пока ему не рассказывали, так что…

— Я позабочусь о том, чтобы передать эту информацию, — тихо сказал Фредрик, посмотрев Туре в глаза. — По моему опыту — нужно сказать. Чем раньше, тем лучше.

Женщина закрыла лицо руками.

— Я знаю, — тихо заплакав, она задрожала.

Тура была полной женщиной. Густые светлые волосы обрамляли ее круглое, как футбольный мяч, лицо. Фредрик предположил, что ей чуть за тридцать. Вторая женщина, гладившая ее по спине, была на пару лет моложе. Он сразу понял, кто это такая. Безотказная любовница Бьёрна Альфсена, о которой рассказывали покинувшие общину. Это она, по словам Плантенстедта, спала в комнате Альфсена в ночь его убийства. Фредрик перегнулся через стол и посмотрел на Кафу, которая уже успела вернуться и стояла с Брюньяром у кухонного стола.

— Скоро приедут наши коллеги. Они отвезут вас в безопасное место. Там вам не нужно будет прятаться, — сказал он, попытавшись дружелюбно улыбнуться. — Нам необходимо поговорить со всеми вами. И со взрослыми, и с детьми. У нас много вопросов. Обстоятельства, которые вам известны, могут ближе подвести нас к напавшему на вас человеку, — он посмотрел прямо на Туру. — К убийце вашего мужа.

Фредрик опять повернулся к Лизе.

— Полагаю, вы видели преступника той ночью?

Худенькое тельце Лизы задрожало, а глаза наполнились слезами. Она обеими руками схватила перекинутую через плечо темно-русую косу, и ее маленькие кулачки заскользили по ней, пока не дошли до низа. Тогда женщина снова схватила косу и стала ее тянуть. В этом движении было что-то самоистязающее. Крупные слезы текли по ее бледным щекам. Лиза вытерла нос тыльной стороной ладони, обтерла влажную руку о рубашку и ответила твердым голосом.

— Да.

И она рассказала все.

Лиза ничего не заметила. Ни того, как открылась дверь в спальню. Ни того, как внутрь пробрался высокий человек. Ни того, как он приставил глушитель ко лбу пастора Альфсена. Когда она проснулась, пастор лежал на полу, а огромный человек сидел на его спине. В нем все было огромным. Голова, торс, руки. На нем была темная одежда и что-то наподобие лыжной маски на голове… балаклава.

— Он надавил пальцем на глаз Бьёрну, и пастор сказал, чтобы я сидела тихо и не смотрела. И мне пришлось сидеть у двери, лицом к стене. Он заткнул мне рот, связал руки и ноги. На голову надел наволочку. Потом он заставил…

Неухоженные брови домиком придавали лицу Лизы выражение вечного счастья, близкое к фривольному и соблазнительному, даже несмотря на слезы. Как будто прочитав его мысли, она смочила языком указательный палец, пригладила брови и закрыла лицо ладонями.

Пастора заставили читать вслух бумагу. У него так сильно дрожал голос. Там был вопрос о коде к подвалу. И о папе Пере. Человек хотел знать, где он находится. А пастор не мог ответить на это.