Лана Прозак - Очищение

– Нет. Мне пока нельзя. Я всё ещё пью лекарства.

– Да, точно, я забыл. Как глаз?

– Уже лучше. Как говорится, нет глаза – нет проблем.

– Мне очень жаль.

– Ничего, я уже смирилась. Продолжай.

Астов сделал ещё один большой глоток.

– Той ночью я проснулся в холодном поту. Точно не помню, что меня заставило встать, но я хорошо запомнил давящее грудь чувство тревоги. Я набрал номер ещё раз и снова услышал короткие гудки. Маня тоже встала и заставила меня поехать к вам. Было около двух часов ночи, когда я оказался у двери вашего дома. Я хотел постучать, но заметил, что дверь не закрыта, и без стука зашёл внутрь. Первое, что я увидел, – это растекающуюся по полу лужу крови, а в ней обездвиженное тело твоей мамы. Я понял, что всё очень плохо. В доме царила гробовая тишина. Я закрыл за собой дверь на ключ. Я сделал это специально. Я был готов. Я был готов убить его. Сняв обувь, я аккуратно, не наступая в кровь, подошёл к лестнице и тихо позвал тебя, но ты не отвечала. Я поднялся на второй этаж и заглянул в твою комнату, но тебя там не было. Я позвал тебя ещё раз, но ты не откликнулась. Я боялся заходить в последнюю комнату. Наверное, я простоял около десяти минут у двери, не в силах заставить себя зайти. Я так боялся увидеть там твоё маленькое обездвиженное тело, – Астов сделал ещё один глоток из фляжки и слегка поморщился. – Маня запрещает мне пить коньяк, но этот на редкость мерзкий. Так вот. Я всё же открыл ту дверь и увидел тебя, сидящую на полу около кровати с молотком в руках. Ты медленно раскачивалась взад-вперёд, каждый раз ударяясь головой о деревянный край кровати. Я позвал тебя, но ты не откликнулась, ты всё раскачивалась и что-то про себя бормотала. Я присел напротив тебя и забрал из твоих рук молоток, ты остановилась и молча указала пальцем на лежащего сверху человека. Прислушавшись и прощупав его пульс, я понял, что он мёртв. Действовать нужно было быстро. Я взял тебя на руки и сказал, что сейчас мы будем играть в прятки. Я спрячу тебя в шкафу и закрою снаружи, а ты должна прятаться внутри, пока тебя не найдут хорошие дяди. Я сказал тебе, что нельзя никому обо мне рассказывать, иначе мы проиграем эту игру. Затем я вернулся в спальню. На теле уже просматривались первые признаки трупного окоченения. Лишь потом я заметил гвоздь в его ухе. Я понял, что это сделала ты, и почувствовал неимоверную гордость за тебя. Он заслуживал это. Мы все знали, что он избивал твою маму. Но присущая Бел гордость не позволяла ей принять нашу помощь. Если честно, мне казалось, будто, сожительствуя с ним, она наказывала себя за смерть Саши. Словно она сама хотела умереть, но не решалась на самоубийство. Она отказалась от жизни в тот момент, когда перестал дышать твой отец. Белка сама искала смерти, пока не нашла её. Я зашёл в подсобку и нашёл там коробку с инструментами. Взял перчатки и пассатижи. Поверь мне, я потратил немало времени, чтобы вытащить гвоздь. Хорошо, что кровь уже успела свернуться и не разлилась по кровати, иначе это было бы очень трудно объяснить. Потом я спустился на кухню и достал из холодильника всё пиво и бутылку водки. Пиво я вылил в раковину, водку разлил по кровати, перевернул труп на другой бок и кинул пустую бутылку около его головы. Остальные бутылки сложил около кровати. Пассатижи, гвоздь и молоток я положил в пакет и унёс с собой. Потом я позвонил с таксофона в полицию и, назвавшись обеспокоенным соседом, попросил проверить дом, где слышались крики. А дальше всё очень просто. На место выехали знакомые ребята. Я тоже туда подъехал, но в качестве гражданского лица, поэтому меня и нет в отчётах. Потом потихоньку забрал дело себе. Вскрытие делал, точнее, не делал, старичок, который через день выходил на пенсию и по совместительству был моим должником: он черкнул в отчёте «алкогольное отравление» – и всё. Ты не разговаривала. Ты помнишь что-нибудь из этого?

– Почти ничего.

– Ты не разговаривала целый год. Потом у тебя начались судороги, врачи считали, что это посттравматический синдром. Вот и вся история.

– А его родители не требовали более детального расследования?

– Нет. У него была только мать. Когда ей рассказали обо всём случившемся, единственное, о чём она спросила, – это в порядке ли ты. Хотела тебя увидеть, но ей не позволили. Про него она сказала так: «Туда ему и дорога». Дело быстро закрыли, всё просто и понятно.

– Маня знает?

– Я ей не рассказывал, но вы, женщины, такие существа, которые всегда всё знают, а если не знают, то всё равно о чём-то догадываются. Но она не проявляла особого интереса к этой истории. Её волновало только твоё здоровье.

Тайнова встала с лавочки и подошла к воде. Тёплый ветер теребил короткие кудрявые волосы. Она закрыла глаза и подставила лицо под тёплые ласкающие порывы. Больше не хотелось говорить, что-то спрашивать и отвечать. Хотелось просто оставаться здесь в мерцающем свете вечерних фонарей и чувствовать нежный ветер на щеках. Но нужно было поставить последнюю точку.

– Я больше не могу заниматься этим, – Ева развернулась лицом к Виктору и улыбнулась. – Всю свою жизнь я посвятила поимке и наказанию преступников, хотя сама являлась убийцей. Всё это неправильно. В этом заключалась вся моя жизнь, моя страсть, а сейчас совсем ничего не осталось.

– Не смей даже думать об этом. Я тебе не позволю уйти со службы, и точка.

– Я больше не смогу. Я не имею права и не могу.

– Тайнова, я сейчас скажу тебе то, что никому и никогда не говорил и больше никогда не буду повторять. За свою жизнь я видел множество людей, которые по-настоящему не имели и не имеют права называть себя полицейскими, – он опрокинул фляжку, – но ты не одна из них. Ты единственная из немногих, которая по праву заслужила это звание. Я не вправе тебя заставлять. Я не буду тебя просить остаться на службе, но пообещай мне одну вещь, – Астов посмотрел на фляжку и немного взболтнул её. – Пообещай мне, что прежде чем ты примешь окончательное решение, очень хорошо подумаешь и вспомнишь лица всех тех, кому помогла, кого спасла или за смерть которых отомстила. Подумай о Марии. Подумай о тех, кого ещё сможешь спасти. Себя ты уже наказала, не наказывай ещё и их. А теперь подойди, сядь рядом со мной и дай старику спокойно допить коньяк. Это приказ.

– Маня запрещает тебе пить.

– Сегодня она не обидится.

Тайнова вернулась и села рядом с Виктором.

– Астов, у меня есть просьба. Мы же должны рассказать общественности о поимке серийного маньяка.

– Да, отчитаться о героическом расследовании полиции. А что?

– Пусть это сделает Панин. Убьём двух зайцев одновременно: потешим его эго и выполним моё обещание.

– Ты уверена? Я думал, ты сама захочешь дать пресс-конференцию.

– Нет, ни за что на свете, но у меня есть хороший журналист, которому я обещала эксклюзив. Ты не против?