Сьюзен Хилл - Опасность тьмы

Серрэйлер замечал это всякий раз, когда близко сталкивался с убийцами, только если они не были под тяжелыми наркотиками или сумасшедшими. Их обычность. Вы не заметите их в толпе. Эдди. Похожа на мальчика. Не дурнушка, но и не красавица. Не отталкивающая. Не интересная. Не запоминающаяся. Обычная.

— Какой вы видите себя со стороны, Эдди?

Она моргнула. Потом замотала головой.

— Вы понимаете, что я имею в виду?

— Нет.

— Я имею в виду не то, как вы выглядите внешне, а то, кем вы являетесь… Кем вы себя видите? Кем-то, кто может затеряться на общем фоне? Люди, наверное, могут вообще вас не заметить… Если их спросить: «А как она выглядит?», они едва ли смогут ответить. Вы на самом деле так незначительны, так непримечательны. Так вы себя видите?

— Нет.

— Тогда как?

— Я… Эдди, вот кого видят люди. Эдди. Меня. Они знают меня. МЕНЯ. Кира… спросите ее… она большого обо мне мнения, она все время хочет прийти. Люди думают… Они просто думают — «Эдди».

— Хорошая Эдди? Милая Эдди? Смешная Эдди?

— Откуда мне знать?

— Но как вы думаете? Дайте мне одно слово. Опишите «Эдди».

Тишина длилась несколько минут, не секунд. Эдди смотрела на свои руки, но они были все так же неподвижны. Мертвые руки.

А потом Серрэйлер увидел, что она плачет. Слезы были тихими, и текли по ее щекам очень медленно, одна за одной. Он ждал. Она даже не двинулась, чтобы смахнуть их.

— Просто скажите мне, — сказал он спокойно. — Это несложно. Скажите мне их имена. Потом расскажите мне, что случилось. Эдди?

Ничего. Молчание продолжалось, восковые руки оставались так же неподвижны, слезы текли, капля за каплей, и медленно скатывались вниз, и он ждал. Но больше — ничего.

— Там опять люди.

— Отойди от окна, сколько раз тебе повторять?!

— Да, но они снова заходят к Эдди в дом, они уже открыли дверь. Эдди это не понравится, точно знаю, что не понравится. Когда она вернется, я ей расскажу. Когда она вернется?

— Я сказала СЛЕЗАЙ. Черт возьми, ты вообще собираешься меня слушаться? Я уже говорила тебе, больше ни слова про Эдди, забудь о ней. Забудь о том, что она вообще существовала.

Кира обернулась и удивленно посмотрела на нее.

— Иди и включи телевизор.

— Я не хочу телевизор. Я хочу Эдди.

— Да что же это, Господи. Кира, слушай меня… Если ты еще раз произнесешь ее имя в этом доме, хоть один раз — слышишь меня? — то, бог свидетель, я тебе такое устрою, что мало не покажется, я тебя в детский дом сдам, я тебя лично в эту полицейскую машину посажу. Больше никогда не произноси это имя, понятно? Ты меня услышала?

Медленно и тихо Кира слезла со стула, стоящего у окна, и поплелась прочь из комнаты.

— Кира!

Она застыла.

— Ты мне пообещаешь, вот что. «Я больше никогда не произнесу это имя в этом доме». Давай. Скажи это. СКАЖИ ЭТО.

Кира все еще стояла к Натали спиной. Ее плечи были напряжены, голову она держала прямо.

— Скажи это. «Я больше никогда…» — Натали трясло. — «Я больше никогда…»

— Я больше никогда…

Она почти не слышала голоса ребенка.

— СКАЖИ ГРОМЧЕ!

— Я больше никогда… — снова произнесла Кира очень тихо.

— «Не произнесу это имя…»

— Не произнесу… это имя…

— «В этом доме».

— В своем доме.

— «В ЭТОМ доме».

— В ЭТОМ доме.

— «Клянусь».

— Клянусь. — А потом, через секунду, Кира добавила: — Аминь.

— А теперь топай отсюда. Иди наверх. Иди куда хочешь. Давай.

Кира выплыла из комнаты, словно призрак, отделившийся от стены.

Натали закрыла дверь и зажгла сигарету. Она снова начала курить, когда все это случилось, после трех лет завязки. Это первое, что ей сейчас было нужно. Она отошла подальше, чтобы не было видно, как она смотрит на дом напротив, на полицейские фургоны и на полицейских в белых скафандрах, выносящих из дома все подряд. Она наблюдала, наблюдала каждый день. Она не могла свести с них глаз. Она почти не выходила. Она не представляла, что может увидеть, не облекала свои страхи ни в какую форму на тот случай, если они все-таки сбудутся. Но где-то в глубине ее сознания мысли о мертвых телах, о чем-то зарытом в земле, о детях клубились, словно ядовитый газ, и отравляли ее.

Она почти не спала с тех пор, как они постучались в ее дверь, — не прошло и часа с того момента, когда она увидела новости по телевизору. Их было трое, и она ждала их. Киры не было, она играла дома у подруги. Они сказали, что хотели бы поговорить и с Кирой, но позже, не сейчас.

Открылась входная дверь, и из нее вышли двое. В руках они несли два черных застегнутых пластиковый пакета с… С чем? Натали затянулась сигаретой. Ей хотелось зайти внутрь. Она была там один или два раза — забирала Киру, но Эдди ни разу по-настоящему не пригласила ее в дом. Впрочем, тогда это был самый обыкновенный дом — чей-то коридор и гостиная, чья-то необычная мебель. Теперь он выглядел по-другому. Казалось, что у него даже форма изменилась. Он выглядел нескладным, обособленным. Она видела фотографии с ним по телевизору и в газетах — дом напротив, дом Эдди, но не этот дом, теперь кажущийся таким далеким: с опущенными шторами, полный полицейских в белых костюмах и с неизменным фургоном на подъездной дорожке. Дом убийцы. Когда-нибудь он появится в фильме или в одной из книжек по мотивам реальных преступлений. Этот дом.

Ей надо было поговорить с Кирой еще раз. Полиция пока этого не сделала, и Натали должна была выяснить все первой. В том, что выяснять было что, она не сомневалась. Должно было быть. Она холодела при мысли о том, что происходило, и о том, что могло — очень даже могло — произойти в любой день, в любую неделю. Кира.

Она любила Киру. Было тяжело вот так, совсем одной, и у нее случались плохие дни. Кира выводила ее из себя, постоянно задавала вопросы, скакала, вертелась, никогда не вела себя спокойно, плохо спала. Но она любила ее. Как можно в этом сомневаться?

Белые костюмы вернулись обратно по подъездной дорожке и захлопнули за собой дверь.

Она мысленно проследовала за ними. Сначала коридор. Потом поворот налево. Гостиная — такая же, как у нее. Дальше. Кухня. Дверь на задний двор. Через которую иногда заходила Кира. Раньше. Она увидела ступеньки, хотя ни разу в жизни не была у Эдди наверху. А теперь ей туда хотелось, она хотела посмотреть, внимательно изучить комнату за комнатой, исследовать их, отодрать обои, поднять занавески, отодвинуть мебель — чтобы увидеть своим внутренним взором, что таилось под ними или за ними.

Несколько раз в день Натали бралась за телефонную книгу и находила в ней имя.

Слайтхолм, Э.С., Бримптон Лэйн, 14.

Оно выделялось среди других имен на странице. Буквы, казалось, мерцали. А потом они становились крупнее, а чернила — темнее.

Слайтхолм, Э.С., Бримптон Лэйн, 14.