Сьюзен Хилл - Опасность тьмы

Но у него были его мальчики. Они оба были женаты, с парой детишек, и оба жили в том же городе.

— Кэмпбелл и Мэри приглашают меня на обед через воскресенье, — сказал он спустя несколько недель после того, как они стали встречаться и ходить на свидания. Это было в один из дней, когда они решили поехать за город. — Почему бы тебе не пойти со мной в следующий раз?

— Не глупи.

— Почему?

Он выглядел обиженным. Эйлин почувствовала укол вины.

— Я к тому, что они хотят видеть тебя. Они меня не знают, зачем я им? Естественно, я им там не нужна.

— Нужна. Мари сама сказала мне по телефону, чтобы я приводил свою подругу. Она бы не сказала это просто так, она обсудила это с Кэмпбеллом.

— Откуда они обо мне знают?

— Эм, ну потому что я им сказал, откуда же еще?

И она пошла. Было тяжело ровно до того момента, как Мэри с улыбкой открыла перед ними дверь, а потом все было хорошо. Даже очень хорошо. В следующее воскресенье уже Кит и его филиппинская жена Ли организовывали воскресный обед — на этот раз барбекю, и хозяйничал тут Кит, потому что не верил, что женщина может приготовить мясо правильно.

Выйти замуж за Даги значило выйти замуж за его семью. Во время свадьбы именно они были в центре внимания — сыновья, невестки, внуки — весь зал регистрации был забит ими под завязку.

Эйлин плакала от счастья, от доброты Даги и от того, что бежала от одиночества в большую семью. А еще потому, что ни Джэн, ни Винни там не было.

— Как это ты снова выходишь замуж, о чем ты вообще говоришь, мама? — говорила Джэн, все сильнее и сильнее повышая голос. — О чем ты вообще думаешь? А что насчет нас? Ты не можешь просто выйти замуж за какого-то странного человека.

Эйлин рассказала ей о Даги все в длинном пятистраничном письме, и Винни отправила такое же. Еще она посылала фотографии целыми стопками — с Даги, мальчиками, детьми, собаками, фургоном Мари и Кэмпбелла.

— Он не какой-то странный человек. Я все вам о нем рассказала.

— Я не понимаю, с чего тебе вдруг пришло в голову снова выходить замуж в твоем возрасте?

— Я нашла человека, который позаботится обо мне и составит мне компанию, когда я состарюсь, — сказала она. — Чтобы вам не пришлось.

Это заставило Джэн замолчать. Но на свадьбе ее не было.

— Слишком уж далеко туда ехать.

— Есть поезда. Ты даже можешь долететь из Абердина. Я оплачу цену билетов, чтобы ты приехала.

Она решила, что это сработало. Джэн согласилась. Эйлин выслала деньги. Только в последнюю минуту один из детей внезапно с чем-то слег, и Джэн не смогла его оставить.

— Я не верю ей, — сказала она Даги. — Я не думаю, что Марк вообще заболел. Она просто не хочет приезжать. Не собиралась с самого начала.

При этом деньги на билеты Джэн оставила себе.

Если одну свою дочь она хотя бы надеялась увидеть на своей свадьбе, то насчет другой знала точно — Винни не приедет. Особенно после письма.

На открытке были нарисованы примулы, и Винни подписала ее очень убористым почерком. Она сообщала, что слишком занята «разъездами» по своей работе «торговым представителем». Эйлин понятия не имела, чем занимается Винни. Она не могла понять, что сделала не так — не сейчас, когда решила выйти замуж за Даги, а тогда, в прошлом, в их детстве. Ей просто ничего не приходило в голову. Клифф гордился Винни. Он учил ее быть жесткой, но сестры сражались друг с другом каждый день: с момента рождения Винни до того, как Джэн ушла из дома жить с Нилом. Они сражались за внимание, за любовь, за карманные деньги, за комнату побольше, за первый кусок пирога и последнюю конфету в упаковке. Их дом был полем битвы в течение двадцати двух лет, и, когда они обе уехали, с разницей в несколько месяцев, Эйлин почувствовала, что долгая, затяжная война окончена. Но Клиффу это не понравилось. Клифф больше не считал нужным что-либо говорить после того, как Винни уехала.

Эйлин сидела на солнце, подняв воротник плаща, чтобы спрятаться от свежего бриза, и смотрела на искрящееся море, набегающее гладкими сливочными волнами на песок. Ей вспомнилось стихотворение со школьных времен: «Они плывут на хрустящем блинчике/ Из желтой пены прилива».

Чайки качались на сверкающей под солнцем воде.

— А вот это для тебя — сладкий и горячий.

Никто, кроме Даги Милапа, не выпросил бы у них целый поднос с чаем, причем не в бумажных стаканах, а в настоящих фарфоровых чашках с блюдцами и куском домашнего фруктового пирога на тарелочке.

Эйлин посмотрела на него. Он аккуратно поставил все это на скамейку рядом с ней.

— Что я такого сделала, чтобы заслужить тебя? — спросила она. И это действительно был для нее вопрос.

— Подвинься. — Он откинулся на спинку скамейки и вздохнул. — Замечательно, — сказал он, глядя на море. — Правда ведь, замечательно? Рада, что приехала?

Они вместе смотрели на чаек, болтавшихся на волнах. Да, подумала она, вот так проходят долгие, долгие годы, и ты думаешь, что такие уж тебе выпали по жизни карты, и тебе с ними играть. Но потом все переворачивается с ног на голову, а что ты, собственно, сделал, чтобы это заслужить? Она не заслуживала Даги.

— Я просто хочу…

Он опустил свою чашку чая. Он все понял по ее тону.

— Должно пройти время, — сказал он, как обычно.

— Но сколько времени? Если бы они хотя бы попытались, приехали увидеть меня, тогда все было бы нормально.

Наверное, он уже устал — постоянно подбадривать ее, заставлять ее посмотреть на вещи с точки зрения девочек, увидеть в этом позитивную сторону, подождать еще немного.

— Чем ты хочешь заняться завтра? Поехать куда-нибудь или здесь остаться?

— Ты…

— Нет, — сказала Эйлин, — ты. Ты всегда предлагаешь мне выбирать, теперь твоя очередь.

Он повернул голову и посмотрел на побережье. А потом он сказал тоном маленького мальчика, который выпрашивает угощение и боится, что ему не дадут:

— Тогда я тебе вот что скажу…

— Что?

— Я бы многое отдал, чтобы покататься на лодке.

Птица за окном издавала противные раздражающие звуки — она не пела, а просто монотонно и пронзительно кричала. Таких птиц Серрэйлер раньше не слышал.

Он проснулся в полном недоумении от того, что рядом с ним делает чье-то тело и почему у него так надрывается телефон. Гостиничный будильник с радио показывал семь двадцать.

— Серрэйлер.

— Босс? Я был не уверен, в какое время вас можно будить…

Саймон сел. Диана зашевелилась и перевернулась.

— Все нормально. Что такое, Натан?

— Я знаю, что вы в отпуске. Но мы взяли ее. Она загнана в угол.

Саймон присвистнул.

— Криминалисты?

— Да. Сообщили мне вчера поздно вечером, я пытался до вас дозвониться…

— Что у нас есть?

— Дэвид Ангус.

— О господи.