Сьюзен Хилл - Опасность тьмы

Она завернула за угол. И тут кто-то позвал ее по имени. Она оглянулась. Какой-то мужчина махал ей рукой и бежал ей навстречу через дорогу. Линси не была уверена, что делать. Она не узнавала его, и он был еще достаточно далеко, но, когда он снова отчаянно прокричал ее имя, она остановилась. Может, он интересовался одним из ее домов, может, он был жильцом, хотя она проводила все сделки через агентство.

— Линси… — Так он сказал?

Теперь он подошел ближе, и у него было странное выражение лица, как будто он поражен встречей с ней, и очень возбужден, и еще он выглядел… Линси не могла подобрать другого слова, кроме как «диковато».

— Лиззи…

Он замер на месте, в паре ярдов от нее.

— Да? — сказала Линси. — Извините, вы ко мне обращаетесь?

Он смотрел на нее, и его лицо исказилось то ли от гнева, то ли от замешательства — она никак не могла определить. Но теперь она уже нервничала и, едва успев задать свой вопрос, начала отворачиваться от него и быстро двигаться в сторону главной дороги, где были машины, открытые магазины и другие люди.

— Нет… Не уходи, не надо. Остановись. Пожалуйста. Стой на месте. Стой НА МЕСТЕ.

И она встала. Он медленно приблизился к ней.

— Кто ты? — спросил он.

— Линси… — выдавила она.

— Нет. Нет, ты Лиззи. Повернись. Дай мне посмотреть на твои волосы.

Она замерла.

— Ты Лиззи. Ты должна быть Лиззи.

— Я Линси. Извините, мне надо идти, меня… меня там люди ждут.

Он стоял, уставившись на нее и отчаянно изучая ее лицо.

— Повернись.

У нее были длинные волосы, завязанные бархатной резинкой.

— Пожалуйста, распусти свои волосы… Я хочу увидеть твои волосы. Я должен, пожалуйста…

Он не подошел ближе, но его голос звучал очень настойчиво, а его выражение было все таким же странным, так что она опустила на землю свою сумку и подчинилась, стянула с волос резинку и потрясла головой, пока они не распустились.

— Лиззи?

— Нет. Я же сказала. Я Линси… Линси Уильямс. Послушайте, вы просто приняли меня за кого-то другого… Пожалуйста, давайте я пойду, я опаздываю, я сказала вам, меня ждут.

— У тебя волосы не того цвета. Это не волосы Лиззи.

— Нет, — сказала Линси. — Извините. Нет.

Дом рядом с ними был огорожен невысокой стеной, и мужчина неожиданно ухватился за нее рукой, как будто ему стало плохо, и тяжело осел на землю. Линси стояла и ждала от него знака, что она может идти, бежать, исчезнуть за углом, испариться.

А потом она увидела, что он плачет. Не прячась, тихо, прижимая тыльные стороны ладоней к лицу и вытирая ими глаза, которые после этого сразу же снова наполнялись океаном слез. Она чувствовала неловкость и смущение, не знала, что сказать, и отчаянно хотела просто уйти. И, в конце концов, поскольку он все равно не обращал на нее никакого внимания, погрузившись в себя и в свое собственное горе, она так и сделала — повернулась и пошла прочь, но очень медленно. Когда она дошла до угла, она оглянулась. Она расстроилась из-за всего этого, и она хотела бы знать, как она может помочь, хотя и не знала, что именно случилось и что ему было нужно.

Только после дюжины медленных заходов в бассейне она немного успокоилась, но до конца вечера образ плачущего человека преследовал ее, и она никак не могла стереть его у себя из памяти.

Она пошла по другому, более длинному маршруту, и шла домой быстро, периодически оглядываясь и прислушиваясь, не зовет ли снова ее кто-нибудь по имени.

Но никто не звал.

Мэтт был на кухне, салат с лососем был съеден, а тарелки и приборы вымыты и прибраны. Жить с Мэттом — это была сказка, настолько он был аккуратный и внимательный во всем, опрятный, организованный и пунктуальный. Он сидел за кухонным столом и пытался закончить какой-то нерешаемый кроссворд.

— Привет, детка. Хорошо поплавала?

Линси бросила сумку.

— Линс?

— Случилось нечто странное.

Он оглянулся на нее.

— Что такое? Все нормально?

— Я думаю, да. Да. Да, конечно. Просто это было… немного странно, вот и все.

Она взяла бутылку воды из холодильника, задумчиво прошлась к столу, потом к раковине, потом опять к холодильнику. Этот мужчина все не шел из ее головы — как он сидел у стены посреди улицы и плакал.

Мэтт внимательно ее выслушал.

— И он ничего не сделал, не тронул тебя?

— Нет. Я думаю… Когда я оказалась не той, кем он думал — той Лиззи, а не Линси — он просто сломался, понимаешь? Он как будто больше не замечал меня.

— Ну, да, люди иногда ошибаются, иногда видишь кого-то со спины, он оборачивается, а это вообще не тот человек… Но никто никогда не просит тебя снять резинку с волос. Это странно. Вот это мне не нравится.

— Ну да.

— И что ты хочешь делать?

— Что ты имеешь в виду?

— Пойти в полицию? Сейчас? Завтра?

— Зачем мне идти в полицию? Не говори глупостей.

— У него могло быть что угодно на уме. Ты была одна на безлюдной улице, он кричал на тебя… Он мог быть насильником.

— Он не был насильником. Не знаю, что это вообще такое было, но он не собирался нападать на меня… Все было не так.

— Ты не можешь быть уверена. У нас тут в городе недавно орудовал серийный убийца, не стоит об этом забывать.

— Я не забыла. Никто не забыл. Только, я же тебе говорю, это было… другое. Лучше бы я тебе не рассказывала.

— Понятно . — Мэтт вернулся к своему кроссворду.

Вот всегда он так. С ним бесполезно было спорить, потому что он толком этого и не делал, а просто бросал тему, забывал о ней, переключался на что-нибудь другое. Иногда это ее бесило, но в этом же был залог спокойной жизни.

Она поднялась наверх и наполнила ванну. Мужчина все еще был здесь, в ее голове, все еще плакал на стене. Она слышала его голос сквозь шум бурлящей воды, как он зовет ее по имени, только не ее имени.

Она не была напугана. Но ей было не по себе.

Раньше они всегда останавливались в маленьких гостевых домиках, но в эту поездку Даги забронировал гостиницу «Сэндибэнк» прямо на побережье. В фойе висела яркая реклама с предложениями на новогодние праздники, еще с октября. Он кивнул на нее, когда они вошли.

— Ты бы сейчас от этого не отказалась, правда?

— Да ты шутишь, Даги Милап! Рождество — это замечательно, и я очень радуюсь, когда оно наступает, но это никогда не происходит раньше последней недели декабря! Людям иногда нужно пожить и обычной жизнью!

Даги засмеялся. Даги много смеялся. Это одна из тех вещей, которые понравились ей в нем с самого начала — его постоянный смех и то, как за долгие годы он превратил его в вечно радостного человека. Даже когда он спал, иногда казалось, что он улыбается. У них был номер с видом на море, но сейчас солнце уже опустилось, и море только тихо плескало своими темными волнами под мрачнеющим небом.