Сьюзен Хилл - Чистые сердцем

Ну да, конечно.

Он должен был пойти, вот и все. Он должен был забрать машину завтра в два тридцать. Если он этого не сделает, Ли придет к нему, а потом… Он знал, что потом.

Мишель с какой-то другой женщиной ели сэндвичи и пили сидр из банок, когда он вернулся.

— Ты где шлялся? — сэндвич она ему не предложила.

— Просто гулял.

У женщины была сережка в носу и черные ногти.

— Не туда, куда надо, ты гулял. Тут звонила твоя офицерша по условно-досрочному, знаешь об этом? — Мишель вытерла рот и потянулась через стол за своими сигаретами.

Черт. Он забыл, потому что эти встречи были такой же бесполезной тратой времени, как местный стрип-клуб — пространства. Что дадут ему эти разговоры? Работу? Жилье?

— Что она сказала?

Мишель пожала плечами.

— Позвони ей и узнаешь.

— Ладно.

— Тогда, с твоего позволения, у нас тут женский разговор.

Черные ногти захихикали.

В спальне воняло. Энди широко открыл окно, кинул треники Мэтта на подоконник, чтобы они проветрились, а потом сел на краешек своего спального мешка и стал читать инструкцию к мобильному телефону, пока не запомнил, как писать текстовые сообщения, наизусть.

В Дульчи стояла тишина ровно до половины четвертого, когда заканчивались уроки, и тогда бедлам длился уже до часу ночи. Это было не как в тюрьме, это было хуже. Его сестра относилась к нему не лучше, чем любой надзиратель, и там у него хотя бы была собственная комната. Под кроватью своего племянника он наблюдал серые комья пыли и стопку порножурналов.

Так как можно было это решить? Можно было. Он достал телефон, нашел сообщение во входящих и аккуратно нажал кнопку Ответить .

«Понял».

Он нажал Отправить .

Он прикинул, что ему понадобится сорок минут, чтобы, срезав через железнодорожные пути, дойти от Дульчи до Аппрентис-роуд. У него не было будильника, а даже если бы и был, он не стал бы рисковать разбудить Мэтта, так что он лег в двенадцать и просто лежал, закинув руки за голову. Сон ему не грозил, настолько он был на взводе. Рядом с ним беспокойно спал его племянник, который храпел, сопел, что-то бормотал и переворачивался с боку на бок.

Ярко светила луна. Она подсвечивала силуэт Энди и постеры с металлистами и мотоциклами на противоположной стене. Он никогда особенно не любил луну. Он считал ее зловещей и холодной, но сегодня она ему пригодится.

Мобильный лежал у него в кармане.

В один момент он поднялся и тихо обулся. Мэтт завозился и забормотал, но никак не отреагировал. В доме было тихо. Его зять был на работе. Мишель смотрела телевизор вместе с парой банок сидра, еще когда Энди поднимался наверх. Он медленно спустился по лестнице, не производя ни звука, снял с крючка свою куртку и выскользнул за дверь. Замок щелкнул, и он замер. Но он понял, что мог бы со всей силы хлопнуть дверью и никто все равно бы не услышал.

Он пошел по пустым, освещенным луной улицам и через какое-то время понял, что чувствует вовсе не страх или беспокойство, он чувствует возбуждение. Достаточно было того, что он был один, в такой час, на улице, после стольких лет вообще без единого повода для возбуждения… Но было и кое-что еще. Что бы он ни должен был сейчас сделать, это явно было незаконно, хотя он и не знал, до какой степени. Но сам факт, что он снова шел на дело, под покровом ночи, повязанный еще с кем-то, и они были против всего этого спящего мира, будоражил его. Ему не хотелось признаваться в этом даже себе самому.

Тут и там в окнах горел свет. Один раз мимо него проехало такси, и он инстинктивно спрятался в кустах. На пустыре рядом с железнодорожными путями он увидел лисицу, перебежавшую улицу прямо перед ним, с опущенной головой и горящими глазами. Ему нравился запах ночи.

Аппрентис-роуд оказалась намного дальше, чем ему казалось по его воспоминаниям. Было уже двадцать минут третьего, когда он до нее добрался. Он начал двигаться медленнее и держаться заборов. Ничего не было видно. Ни машин. Ни огней.

Это была длинная улица с домами эпохи короля Эдуарда, в основном переделанными под многоквартирные, с парочкой неуклюжих, наскоро выстроенных вкраплений эпохи 1960-х. А потом он ее увидел, почти в самом конце. «Ягуар», припаркованный в стороне от света фонарей. Только машина. Человека не было.

Энди осторожно к ней приблизился. Остановился. Подождал. Нащупал пальцем телефон в своем кармане.

Так он стоял, наверное, минуты четыре, едва дыша. Ничего. Никого. Он пошел к «Ягуару». В нем никого не было, но на водительском сиденье лежала дорожная карта. Он медленно протянул руку и нажал на дверную ручку, в любой момент готовый отпрыгнуть, если вдруг завоет сигнализация. Но этого не произошло. Дверь была не заперта.

Он наклонился и отодвинул карту. Под ней лежали ключи. Как только он их коснулся, у него завибрировал телефон, испугав его до смерти. На спящей улице звук показался громким, словно сирена. Он достал его из кармана. Экран подсвечивался странным зеленоватым цветом.

«Аэродр. 4 мл., угол Данстн, ангар 5».

Энди оглянулся. Ни отсвета, ни звука, но кто-то тут был, кто-то точно знал момент, когда он залез внутрь «Ягуара». Пот затек под его воротник.

Он подождал. Ничего. Больше сообщений не было.

Он знал, что это за аэродром. Они часто бегали туда мальчишками. Он думал, что теперь его полностью достроили.

Он сел в машину и устроился за рулем. Тут пахло просто прекрасно — холодной кожей. Когда он вставил ключ в зажигание, приборная доска загорелась мягким голубым светом. Короткий рычаг, покрытый кожей, идеально ложился в его ладонь. Он включил двигатель. Он не водил машину уже пять лет, но сейчас казалось, что всего пять минут, и рычание двигателя ласкало его слух. «Ягуар» — это было что-то с чем-то. Салон был просто безупречен. Пробег — всего три тысячи миль. Он снял машину с ручника и поехал тихо, медленно, не зажигая фар, в другой конец дороги. Прекрасно.

На главной дороге было пустынно. Энди включил приглушенные фары и пристегнулся. Он проехал три мили до объезда, свернул на втором повороте и выехал на открытую проселочную дорогу, ведущую к аэродрому. Его сердце колотилось. Он нажал на газ, и «Ягуар» полетел вперед.

Пара грузовиков на главной дороге ему все-таки попались, но на объезде было пустынно, а после него он ни разу не увидел ничего, кроме совы и шерстки кролика в свете фар. Он быстренько проскочил изрытую колдобинами проселочную дорогу, которая вела к аэродрому. Казалось, ничего особенно не изменилось. Он замедлил ход. Ничего. Ни автомобилей, ни огней, никого.

В самом конце все еще стояли послевоенные дома, похожие на казармы со своими круглыми крышами. Энди медленно проехал мимо них, потом повернул и двинулся через поле; как только он это сделал, телефон снова завибрировал. Дьявольская штуковина, будто воплощение невидимого наблюдателя.