Вольфганг Шрайер - Прелюдия 11

Кустарник стал повыше; покачивались от прикосновений людей ветки, усыпанные похожими на кинжальчики плодами терновника, ярко-красные и желтовато-серые цветки танцевали перед глазами. Наконец лес, тень. Фигерас опустил носилки на землю.

— Дальше, дальше, здесь задерживаться нельзя! — послышался раздраженный голос Родригеса.

Фигерас сбросил заплечный мешок.

— Всего две минуты, Умберто. Надо подождать Рико.

Достав из мешка два автоматических «гаранта», один дал Родригесу, другой — Мигелю. При виде армейского карабина Мигелю вспомнилась американская инструкция: «Разборка: разбирать категорически запрещается. Сборка: происходит в порядке, обратном разборке». Как часто смеялись они над такими инструкциями, но теперь не до смеха. Это не новая модель М-3, а карабин времен второй мировой, такие теперь продают торговцы оружием. Янки постарались оснастить их таким оружием, чтобы самим остаться в тени. Исключение — инфраизлучатель.

— Какой риск!.. — выругался Родригес. — Чертов священник!

— Тогда, в Сьерре-Маэстре, некоторые священники помогали нам прятать раненых.

— Прекрати, пожалуйста, насчет «тогда»...

Они недобро взглянули друг на друга. Мигель сообразил, что причина в нем и в этом, в пленном, которому он сейчас связывал руки, не сняв со спины груза. Его звали Ласаро, так написано в документах. Ничего себе святой — стоило ли ему, Мигелю, возрождать этого мулата к жизни? Глядя на Ласаро, лежащего перед ним в пропотевшей насквозь голубой рубашке, он вдруг пожалел о своем поступке. Почему вместо того, чтобы отвернуться, он стал играть роль спасителя? Чего он добился? Что рассорил своих людей и что на него пала тень, тяжелейшее подозрение?

— Сегодня, видишь ли, все выглядит иначе, — услышал он голос Родригеса. — Нынче вся чернь против нас. И уверяю тебя, Серхио, тут ничего не поможет — только сила, военная сила! Только так мы покончим с этим наваждением. А главный удар должны нанести янки, без них нам не обойтись, они поймут это, вот увидишь. — Он ударил кулаком по раскрытой ладони. — И до того времени мы обязаны дожить! Или желаешь, чтобы тебя сожрали раньше?

— Умберто, — тихо ответил Фигерас, положив ему руку на плечо. — Если мы не справимся сами, Куба никогда не будет свободной. Свободной от чужих указок и господства клики, заботящейся об интересах чуждой нам державы, — все равно, по какую сторону океана та находится!

Мигель огляделся. Пити Равело пополз вниз по склону на наблюдательный пост, на маленькой лесной полянке он остался с Ласаро и бедолагой Мак-Лешем. Когда они тронулись в путь, Мак-Леш подумал, наверное, что от него избавятся: просто оставят лежать под деревом с пистолетом в руках. Он вполне мог себе это представить, законы у «зеленых беретов» жестокие. Капитан со стоном приподнялся и прошептал Мигелю:

— Вы не имеете права... в такой ситуации... Послушай, мой мальчик, не допусти этого! Беги в деревню, приведи священника, его зовут Леон... Помоги мне, я тебе тоже помогу, у меня есть новость для тебя, важная новость...

Подошел Серхио и послал в деревню Рико...

Тогда не было времени расспросить капитана о «важной новости». Зато сейчас... Он сел поближе к Мак-Лешу, протянул ему фляжку с водой в надежде, что тот заговорит. .

— Ну же, выкладывайте, — попросил он. — Вы мне обещали, сэр.

Большой кадык Мак-Леша при каждом глотке резко ходил туда-сюда. Наблюдая, как он пьет, Мигель как бы услышал его зычный голос на учебном плацу в лагере:

— Тут вы, ребятки, обретете форму, чтобы драться с красными. Что может слабая ладонь против кулака коммуниста? Сожмите зубы — нам придется поработать над вашими телами. Каждый набухший бицепс — это мускул на руке демократии, ясно? Станете мужчинами, увидите, как эти кремлевские прихвостни попрячутся от вас в свои норы.

И вот капитана задело первым, еще вопрос, поднимется ли он. А кто на очереди? Мак-Леш дышал часто, руки сильно дрожали, но он настоял на том, что сам будет держать фляжку. Остатки воды вылил себе на лицо.

— О’кэй, — пробормотал он, — Лучше, чтобы ты знал.— он говорил с трудом, перешел на английский, и Мигель не все слова разобрал:

— Твоя девушка... в штабе Эсперансы...

Что вы сказали?

— Это... может вам... пригодиться...

Где-то хрустнула ветка. Мигель схватился за карабин, прислушался к звукам, доносившимся из леса. Ничего... Даниела? Она подала заявление в милицию еще до того, как они расстались. Так оно и шло к разрыву: Даниела начала посещать учительские курсы в Варадеро. С курсами он как-то смирился, но потом она объявила, что большинство учителей отправятся в сельскую местность, а лучшие — в отсталые районы. За восемьдесят песо в месяц — намного меньше, чем Даниела зарабатывала в банке! Она собралась даже учительствовать в горах, куда не ходят автобусы, так что нельзя встречаться и в воскресные дни. О нем она совсем забыла, ею владело фанатическое желание помогать другим; а ведь он мог зарабатывать большие деньги только в Гаване, и то до тех пор, пока фирма янки оставалась на Кубе, пока не зашла речь о национализации. Одной-единственной речи Кастро хватило, чтобы Даниела, как самаритянка, отправилась в горы — учить крестьянских детей... А разве мать не упоминала в письме, что вскоре после рождения их сыночка Даниела поторопилась вернуться в Обезьяньи горы?

Нет, он ни на секунду не усомнился в словах Мак-Леша. Янки перепроверяют все, их секретная служба самая хитроумная в мире, у них достаточно доверенных лиц, посылающих отсюда донесения. Сам Мак-Леш тоже дважды побывал в прошлом году на Кубе под видом туриста. Мигелю вспомнилось, что он знал по имени священника из такого захолустья, как Росалес... Снова треснула ветка, звуки доносились со склона. Отходя в укрытие, Мигель заметил, что Ласаро пытается зубами перегрызть веревку, связывавшую руки, и хотел уже было дать ему пинка, но тут Ласаро опустил руки. Одновременно раздался короткий свист Рико — условный сигнал.

...Священник оказался высоким и сухощавым, в черной сутане, с широкой лентой через плечо и обычной шляпе священн-служителя. Каким бы странным ни выглядело его появление в таком окружении, как он ни запыхался, от него исходило внутреннее спокойствие; он, очевидно, знал, что нужно делать.

— Где раненый? — спросил он, повернувшись к Фигерасу и Родригесу. Мигель заметил, что оба спрятали оружие, и поспешил прикрыть свой карабин.

— Несчастный случай, святой отец, — объяснял Родригес. — Спасибо, что пришли.

На вид священнику, лицо которого пересекали две глубокие морщины, лет сорок. Взгляд, брошенный им на Родригеса, дал понять: ни в каких объяснениях он не нуждается. Приблизился к Мак-Лешу, который при виде священника лихорадочно заговорил :